Литерный эшелон
Шрифт:
Но до утра все было спокойно.
Как и обычно.
Утром Андрей проснулся с первыми лучами солнца, поднялся. Осмотрелся: его старая комната в Аккуме, за окнами – тот же город. Будто и не было десяти лет. Вот только на стуле другая одежда, да нет былой легкости в суставах.
Наскоро одевшись, Андрей отправился по привычному маршруту. У угловой башни остановился, присел на камешке, любуясь морем.
Подошел Шульга, присел рядом: о пробежке ему доложил караульный.
– А у вас тут хорошо… – пробормотал Андрей.
Шульга осмотрел море, скалы, землю, которая еще не вполне проснулась от зимы. С моря дул зябкий ветер. Что же хорошего в такой вот природе. А дальше – хуже. Бывало сорок градусов в тени. Зайдешь куда-то в подъезд где всего лишь тридцать – и блаженствуешь, потому как прохладней. Неужели Андрей этого не помнит?
Но Андрей имел в виду совсем не природу. Может, забыть все, остаться тут, в этом осколке прошлого. Жить, как десять лет назад. Но нет… Революция когда-то доберется сюда. Есть шанс остановить ее на подступах…
Полковник вспомнил, как в 1908, в какой-то деревушке покойный ныне Грабе как бы шутя сообщил, что конец света переносится Высочайшим рескриптом на десять лет. Вот и настал он, год всероссийского Армаггедона – 1918…
– А казачий старшина преставился с год назад, – продолжал рассказывать Шульга. – Ай-я-яй, как жаль! Он ведь с нами и в тайге был в восьмом году, и в городе чуть не с самого основания. Мечтал о смерти во славу отчизны, в бою, а умер в своей кровати…
– Счастливчик… По нынешним временам это роскошь – умереть в своей постели.
– Неужели дела в мире так плохи, как передают по радио?
– Еще хуже… По радио передают не все. Астрахань, Царицын – под большевиками. Дон – колобродит. Генерал Алексеев и Корнилов собрали армию – собрались идти на Кубань… Я вам после расскажу, когда все соберутся вечером… А остальные как? Все ли живы?.. Как Пахом?..
– А что Пахом? Что с ним станется. Бьет птиц из своих ружей, удит рыбу. Ладно, пойдемте что ли?.. Там уже все собрались – ждут нас…
В зал набилось так много людей, что сразу стало душно. На одном стуле сидели по двое, по трое. Караульный, сообщивший весть о пробуждении, Шульгой был направлен к Беглецкому. Тот располошил весь научный городок. Караульный же по собственному почину донес казакам. Офицеров кроме Шульги в городе не было, но имелись унтера, кои тоже пришли на собрание – а вдруг не выгонят.
Не выгнали…
Ждали долго, нервно. Почти не было разговоров. Генрих Карлович любовно гладил в кармане футляр с ланцетом, профессор Стригун повторял инопланетную азбуку им же и придуманную.
Наконец, появился Андрей, стал у доски, на которой остались следы каких-то математических споров, инопланетных тайн. Стал словно школяр, не выучивший урок и, потому, не знающий что говорить…
– Андрей Михайлович! – бросил кто-то с места. – Так что там с царем, чего слышно, новый будет, али нет?..
Так и заговорили…
– Такие дела, разлюбезные мои… – закончил Андрей. – Были вы подданными, стали гражданами… А теперь и вовсе непонятно кто. Желаете быть «товарищами»?
Зал зашумел: «товарищи» в изложении Андрея выходили крайне нехорошими типусами. Что толку с их лозунгов? Земли и мира? Так земли у казаков и так имеется сколь угодно, правда неплодородной. Ну так что с того, выдумают чего-то ученые…
– В той России вы чужие, словно пришельцы из других миров, словно инопланетяне. Нет более той России, из которой вы уехали в одна тысяча восьмом году.
– Что делать-то будем?.. – спросил кто-то из унтеров.
– Вот и я хотел вас спросить: что делать-то?..
– За Веру, Царя, Отечество!..
– Царя свергли…
– Значит надоть его спасать!
– Император – болван, – полковник Данилин говорил резко, словно стрелял словами. – Проиграл японскую, германскую… Престол профукал. Не связывайтесь с неудачниками – себе дороже станет. Император… Он погибнет… Ежели уже не погиб.
Андрей был усталым, говорил голосом отрешенным, потому походил на оракула. Многие ему поверили тут же.
Лишь один урядник спросил:
– Почему погибнет?.. Он же помазанник Божий.
Андрей подумал: и правда почему?.. Ах да… Все, кто знали о «Ривьере», об Аккуме умерли, погибли: Грабе, Инокентьев, Столыпин. Теперь очередь императора. Казалось Аккум – это не город, а рок. Он хранит людей, которые обитают в нем, но если человек, знающий о тайне живет вне города – его жизнь под угрозой.
Но уряднику знать это было лишним.
– Погибнет… у Бога иные помыслы видать на императора и Россию. Верно, Россия не сможет пережить этот этап истории без потерь. Польшу мы уже потеряли, вероятно потеряем Украину, Финляндию, Закавказье… Но мы должны сохранить хоть что-то. Мне достаточно добраться до британцев, дать одну телеграмму, и начнется эвакуация, – тоном спокойным продолжил Андрей.
– Мы русские… Зачем нам британцы?
– Коммунисты тоже русские часто. А у союзников мы переждем смутные времена. Самое главное – это сохранить тайну, не дать ей попасть в дурные руки… А вы и есть та тайна… После того, как город будет эвакуирован, добровольцы могут вернуться и воевать, за кого посчитают нужным…
В зале зашумели: возмущенно переругивались казаки, забормотали ученые.
– А вы сами что делать будете, Андрей Михайлович?..
– Вернусь на Кубань…
Шум поднялся еще пуще прежнего.
Пришлось объявить перерыв, поставить пару самоваров, устроить спешное чаепитие. Андрей выглянул в окно: за ним, на площади уже бурлил весь город – каким-то образом произносимые в зале речи стали известны и за пределами зданий.
К Андрею подошел Шульга:
– Поздравляю. Начинается казачья буза. Я их держал относительно новостей на голодном пайке, и все было спокойно. А теперь вот началось. И про царя вы так зря сказали… Не удивлюсь, ежели вас объявят предателем и посадят под стражу.