Литконкурс Тенета-98

Автор неизвестен

Стоя на краю самого прекрасного водопада, я осознаю себя на дне черного колодца, который подобно голодному Ничто, высасывает из меня холодную кровь моих чувств. Я бессилен вырваться из его плена. И мужество мое — всего лишь жалкое подобие породистой импотенции. Таков сон духа, и в страхе своем, он все глубже и глубже проваливается в вязкую темноту закомплексованности, но все удаляющееся отверстие, с видом на Самый Прекрасный Водопад, будит смутное рвение к поискам выхода. Я вдруг обретаю свободу в реве падающей воды, но уже слишком поздно, и металлическая мечта готова разбиться о камни внизу…

Я был свободен в мгновения полета, оплетенный густыми

струями ревущего водопада, я понял каков был вкус того облака, что столь упорно пыталось удушить Не-меня своей вязкостью.

И ударившись о камни я упокоился в торжестве.

+++Урок 5.+++

— Сегодня ты грустен, Раб, меня это тревожит.

— Не обращай внимания, это так…

— Ты снова не понимаешь, но вспомни, ты ведь вчера пришел в хорошем расположении духа?

— Ты к чему это?

— Видишь, не смотря на то, что все написано на твоем лице ты стараешься скрыть обуревающие тебя чувства. Пойми, это тоже признак рабства, так в детстве ты скрывал от отца, что куришь, потом, что пьешь, хотя он насквозь видел твою детскую ложь. Так и сейчас ты не говоришь ни о своих поступках, ни о своих мыслях и чаяньях.

— Мой внутренний мир — моя собственность!

— Дурак, твой внутренний мир — потеха для окружающих, ты только теряешь в том, что пытаешься скрыть то, что и так вылезло наружу. Посмотри на детей с их непосредственностью — для них не существует необходимости лгать, придумывать причины и побудительные факторы. Ты не дитя — ты наделен уже способностью анализа, но то, что все свои боли и страхи ты загоняешь в себя не дает тебе возможности сделать объективные выводы об их природе и путях их предотвращения.

— Ты смеешься надо мной!?

— Опять — дурак. Сколько раз тебе повторять, что я никогда не говорю зря. Ты сейчас узнаешь о своем рабстве больше, чем когда бы то ни было, и как всякий Раб, ты отрицаешь наличие на тебе кандалов. И все из дешевой гордости.

— Ладно, я слушаю тебя.

— Не слушать надобно, а слышать. Ну да ладно, авось, дойдет до тебя волна… Твое спасение в непосредственности, только эта черта позволяет не опуститься на дно, и в тоже время не болтаться как говно по поверхности. Не бойся страха контраста — он рассеется не сейчас, так чуть погодя, но твои деяния кристаллизуютя в своей законченности, и на столе, рядом с вазой, ляжет гроздь винограда, с лозы твоих капризов, которые, перестав быть пугающе загнанными в угол, вспыхивают яркостью благородства и непредвзятости.

— Так все ж это — только слова.

— Нет, это — только буквы, а слова ты вылепишь сам. Если найдешь в себе для этого смелость.

О причиняемой Боли.

— Ты непримирим с собой, Раб. Как ты можешь говорить о прекрасном, если ты — всего лишь носитель чужой красоты, и совершенство чуждо твоему Я?

— Хозяин, почему ты мучишь меня неразрешенностью?

— Я просто пытаюсь понять мотивацию твоих поступков.

— Каких?

— Неужели ты не понимаешь? Хотя понять ты и не можешь, поскольку не осознаешь верности своих деяний в момент их совершения. Иногда.

— О чем ты?

— Ты, сам того не замечая (хотя что ты — Раб можешь заметить, пожимает плечами), творишь своими руками необходимое зло. Молчи! Ты не идеален, я бы даже сказал, далеко не идеален, но создаешь хороший образ, который сам же рушишь, низводя свою мудрость до уровня низкосортного анекдота, а любовь — до уровня интрижки в подворотне.

— Неужели, — с сарказмом.

— Да, именно так. Раб, ты сам не замечаешь как правильно

ты преподносишь себя: ложный — не найдет тебя под маской, но истинный — увидит и сорвет маску с твоего лица. Единственное, что ты можешь сделать — это подарить ему свой свет, поверь, у тебя его в избытке, и нежно причиняя боль, не дай уверится в твоей истинности. Ты — должен быть жестоким к тем, кто любит тебя, тогда в своем страдании ты породишь еще большую любовь…

— Но это же низко!

— Зато правильно.

— Хозяин, ты говоришь о подлых вещах.

— Не путай мудрость с подлостью. Но ты не сумеешь так, как правильно, так что постарайся дарить свой свет без разбору, но учись вовремя делать больно, поскольку возникнуть может иначе Великое Разочарование.

— Ты думаешь, Хозяин?

— Я знаю.

Проводя рукой по шелку, сквозь кожу лайковой перчатки, я ощущаю каждую паутинку несчастного насекомого, которое волей судьбы вынуждено одевать модниц. Но мне становится страшно, когда я представляю мир в шелковой паутине.

Присмотрись к телефонным проводам.

Притворись самим собой сегодня утром, и ты сможешь создать в своей груди чувство, сходное, по своей прихотливости, с океанским приливом — на берег будет выброшена мелкая рыбешка глупых страстей, и бесценные жемчужины переродившихся комплексов.

+++Монолог 2.+++

О прихотливости нашего воображения.

Как, все таки, много значит для нас физическое состояние бренной оболочки. Знаешь, Хозяин, меня гложут сомнения в правоте моих жизненных принципов. Я знаю, ты ответишь мне, что суть — природа беспринципна, и потому не имеет смысла создавать для себя какие-то ограничительные принципы — это лишь индикатор нашей ограниченности.

Я знаю все, что ты можешь сказать о Морали, но поверь мне, Хозяин, не стоит быть таким мелочным, не стоит отказывать себе в маленькой прихоти — мотивировать поступки и находить себе оправдание во всемогущей громадине Морали.

Я знаю и то, что поиск оправдания — первый признак слабости. Сам факт формирования морали мы можем назвать слабостью человечества — поиском оправдания совершаемым поступкам. Любой человек, опирающийся в своих поступках на мораль — трус, без громких эпитетов и заглавных букв. Он боится чистой ответственности за совершаемые поступки, а как известно самое тяжкое бремя ответственности — не перед богом или законом, а перед самим собой. И мы — все человечество прячемся за мораль как за ширму, снимающую с нас ответственность за причиняемую боль — главное, чтобы все укладывалось в рамки традиций.

Наивным было бы полагать, что мои мысли могут что либо изменить в окружающем мире, но причудливое воображение рисует картину великой разрухи, экологической катастрофы и прочего, прочего, прочего… Я не хочу быть похожим на хилого старичка, с трибуны призывающего пойти в атаку, но не способного без посторонней помощи отправиться туда, куда послали. Я не цепляюсь за гордость, но в моей слабости еще достаточно достоинства для того, чтобы умереть с улыбкой.

Я знаю, Хозяин, ты скажешь — это рабская радость, но ведь я и есть Раб, и в имени моем слышится стрекот цикад на плантациях. Ни культура, ни быт не способны сломить инертность нашего восприятия, и как бы ни старались горлопаны — пропагандисты силы и стойкости, облегчение приносит нам лишь Песочный Человечек, со своей трубочкой. Никто не думает о высоком в пучине кошмара, но пробудившись, наше воображение рисует чудесные картины победы над морским змеем. Это ли не ложь в своей полноте?