Литконкурс Тенета-98
Шрифт:
Пит молча стал сзади. Он смотрел то на колыхание рощи, то на сочетание блеклых цветовых пятен и движущихся отблесков, которые складывали на стекле отражение его жены. Ему вдруг отчаянно захотелось расплакаться. И совершить что нибудь глупое, далекое, детское. Забраться под диван, в теплую домашнюю пыль и свернуться там калачиком и лежать там, пока кто нибудь не выманит его наружу игрушкой или какой нибудь вкуснятиной.
" Она хочет тоже самое" прошептал внезапно голос, который он не слышал уже давно, с тех самых пор, как научался превращаться в черепаху при первых признаках неприятностей. " Она тоже
…Ветви еще раз безуспешно царапнули небо и вернулись удрученно на место…
Он наклонился к ее плечу так, чтобы забраться носом в мягкую прядь, что выбивалась у нее из-за уха и коснуться губами мочки.
Анн вздрогнула.
— Прости — чуть слышно, лишь дыханием, шепнул он. — Прости меня, пожалуйста. Я понимаю что ты волнуешься. Но…но я ведь волнуюсь тоже, поверь…Прости
Анн чуть наклонила голову, будто прислушиваясь.
— Прости…Я даже не знаю что сказать…скажу наверняка какую нибудь глупость…но…хочешь, я приготовлю глинтвейн?
— Глинтвейн — повторила, как эхо Анн. Он ждал ее слов, как будто сейчас решалась его судьба. — Ты умеешь готовить глинтвейн?
— А ты что, не знала? Господи боже, никто не знает моих талантов!
Он мягко обнял ее за плечи и повел обратно к креслу.
— …Глинтвейн — это мой божий дар. В студенческие годы вокруг меня собирались толпы страждущих с кружками, готовых умереть за каплю этого напитка. Я готовлю его исключительно на основе муската — красного, полусухого, именно такого, как ни странно, что живет у нас в холодильнике. Первым делом надо его подогреть, довести чуть ли не до кипения, чтобы вино загустело. Потом пряности — немного корицы, немного гвоздики, ванили, чуть-чуть лаврового листа, можно даже перца…
Он провозглашал составляющие рецепта и в тоже время носился по кухне, постепенно обрастая баночками, пакетиками и связками листьев. На плите уже стояла кастрюлька с вином и тонкие завитки пара пробивались вверх.
— …Потом прогреваем еще раз и охлаждаем…Или вначале цукаты?…Постой-ка…Нет, бог ты мой, конечно, цукаты во время второго прогрева! Как я мог забыть!
Анн тоже включилась в дело, но Пит доверил ей лишь помешивать варево и изредка пробовать с широкой деревянной ложки.
А потом они пили, обжигаясь, глинтвейн, облизывая ежеминутно сладкие губы, то и дело натыкаясь на уцелевшие, почему то, несмотря на процеживание, кусочки размякшей лимонной корки, терпкие палочки гвоздики или пластинки лавра. Облизывали липкие пальцы и пачкали и без того уже заляпанный стол. Проливали из ковшика на пол…Ветер на улице утих, деревья прекратили бессмысленную гонку за луной и стояли теперь неподвижно, уставясь в освещенное окно.
Глубокой ночью, перешептываясь и похихикивая, они направились в спальню дочери и долго стояли у ее кровати молча.
— Одеяло на месте — прошептал Пит и подмигнул.
— Она улыбается…Честное слово — Анн наклонилась, чтобы поцеловать Дану, но Пит удержал ее. — Испачкаешь, ты вся в моем божественном напитке…Тссс! — прошипел он, видя, что он Анн собирается рассмеяться.
На цыпочках, они выбрались из спальни. У выхода Анн оглянулась.
— Улыбается…Слава Богу, улыбается.
****
— Чудесно!..Чудесно!..Смотрите, какие они красивые!
Жемчужины падали
Дана захлопала в ладоши от восторга, а потом бросилась их подбирать. Непокорные, жемчужины скользили и уворачивались, выпрыгивали из рук, прятались в корневища травы. Но Дана не обращала внимания на те, что выскальзывали из рук остающихся было достаточно много и, кроме того, сверху постоянно сыпались новые, такие же прекрасные, всех оттенков и размеров.
— Брось! — шипел где то рядом Провожатый. — Брось немедленно и продолжай петь!..Глупая девчонка, они никуда не денутся!..Продолжай петь!
— Лю-юди, которые вышли погулять… — затянула Дана, не переставая ловить правой рукой непокорные скользкие шарика, а левой кидать их горстями за пазуху. — Неужели они никогда не верну-у-утся!
Град из жемчужин стал еще более плотным, а потом вдруг погасли колючие жаркие лучи солнца и на Дану накатила серая тень.
— Пой, пой! — визжал в восторге Провожатый. — Он спускается, он спускается!
— Кто? — рассеянно спросила Дана. Потом вдруг поняла…Подняла голову вверх и жемчужины, соскальзывая из ее медленно разжимающейся ладони, полетели обратно, в траву…Тень сгустилась и оформилась, порыв ветра отбросил назад полы ее легкого платья и смял стебли травы трепещущим пятном. Запахло вдруг чем-то чужим и пряным.
Повисев несколько мгновений над Даной, дракон медленно отплыл чуть в сторону и опустился на землю, прямо перед ней: сначала касание тяжело повисших, с тонкими кривыми когтями, лап, потом с грохотом обрушился хвост и размеренно, осторожно начало приземляться тело — под его тяжестью расплылся огромный живот, желтые пластины разнесло в сторону и казалось, что дракон возлег на специальное, покрытое панцирем ложе…Утих ветер, трава робко заняла прежнее положение и только тогда, услышав далекий стрекот кузнечиков, Дана отняла ладони от лица.
Прямо перед ней сверкало зеркало — рыжее, яркое, наполненное всплывающими изнутри зелеными прожилками и ее отражение в глубине его казалось оплетенным водорослями.
— Это мой глаз — сообщил дракон. — Отойдите, я сейчас буду моргать.
Едва Дана отошла, как зеркало на мгновение закрылось зеленоватой заслонкой с белым пухом по краю и тут же открылось вновь, еще более блестящее, чем прежде.
— Как ваше имя? — спросил дракон
Дана, все еще ошарашенная, смогла только слабо пискнуть.
— Имя, имя — нетерпеливо повторил дракон
— Имя?…Дана…
— Госпожа Дана, вы объявляетесь лучшей певицей, которую я слышал на протяжении последних пяти сотен лет.
Не зная, что сказать, Дана промолчала.
— Что же вы замолчали?…Продолжайте, пожалуйста. Или я мешаю вам? — дракон снова моргнул и чуть пошевелился, словно собираясь уйти.
— Нет-нет, постой… — Дана совершенно растерялась, но откуда то пришла к ней уверенность, что спрашивать Провожатого сейчас бесполезно, его нет рядом, он сбежал, и прийдется выпутываться самой.