Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.
Шрифт:
«Той же осени на Филипповы запусты приде войско литовское ко Смоленску и стояша полтрети недели, посады и церкви и монастыри пожгоша и людей много множество посекоша, а живых в полон поведоша и много зла сотварися» (1443 г.) {106} .
Юрий Лугвенович бежал в Новгород Великий. О Витебске и Полоцке не слышно. Тут, по-видимому, новое великокняжеское правительство не встретило затруднений. Зато на юге наблюдаются события, свидетельствующие о крайне затруднительном положении виленской власти — о возрождении своего рода уделыцины. Ведь на Волыни появился снова Свидригайло, притом завязавший заново сношения с галицким можновладством. Этот пункт не мог не тревожить Ягайла. За галицко-волынской авантюрой Свидригайла чуялась политика малопольской
Длугош, верный и хорошо осведомленный ученик Олесницкого, приписывает королю Владиславу такую «salubris intentio» [92] в отношении Литвы: Берестье и Подолию отрезать к Польше, Михаилу Сигизмундовичу оставить Троки, Дорогичинскую землю, захваченную мазовецким князем Болеславом, утвердить за ним, а Казимиру оставить остальные земли, с тем чтобы великое княжество Литовское направило всю энергию на расширение «in terris, quae nondum cultae sunt» [93] . Политика же Свидригайла тянула в конце концов к Польше и Волынь и Киевщину
92
«здоровое намерение»; М.С. Грушевский, История Украини-Руси, т. IV, стр. 232.
93
«на землях, которые еще не возделаны».
Наконец, само допущение избрания Казимира в великие князья было лишь весьма условным. Длугош говорит, что Владислав послал брата в Литву как наместника, а не господаря («ut vicarius, non dominus»), и краковское правительство в переписке называет его только «dux Lithvaniae», не «magnus dux» {107} . Виленское правительство успешно вышло из всех затруднений с помощью ряда компромиссов. Прежде всего удалось перетянуть к себе Свидригайла, признав за ним Волынь пожизненно, придав ему еще Гомель и Туров. И он признал великим князем литовским Казимира, продолжая, однако, и к себе применять великокняжеский титул. Волынь сохранила особого князя.
Получила особого князя и Киевщина (с Переяславщиной и Брацлавщиной) — она дана от имени Казимира Олельку Владимировичу, сыну Владимира Ольгердовича, которого еще в 90-х годах XIV в. «вывел» из Киева Витовт. К Казимиру в Вильну приехал
«князь Олелько з Копыла з двома сыны, з князем Семеном и князем Михаилом и били челом великому князю Казимиру через всех панов рад о отчину свою о Киев; и князь великий Казимир на причину панов рад вернул ему Киев, отчину его со всими пригородки киевскими» {108} .
Грамоты Олелька-Александра, киевского князя-отчича, имеем уже от начала 1441 г.
Это признание самостоятельной княжеской власти за Киевщиной и Волынью было уступкой местным элементам, чтобы оттянуть их от сближения (через Галич) с Польшей и связать с виленским центром хотя бы эфемерной связью признания Свидригайла и Олелька князьями из-под руки Казимира литовского.
Легко справившись с Михаилом Сигизмундовичем, которому пришлось бежать в Мазовию, новое правительство осталось лицом к лицу с одним спорным вопросом — о земле Дорогичинской. Судьба этой земли осложнялась следующими прошлыми моментами: в 1391 г. Ягайло дал ее «в вечность» князю Янушу мазовецкому, но через год ее отобрал Витовт. Затем Сигизмунд Кейстутович, ища союзников против Свидригайла, назначил князю мазовецкому, Болеславу, Дорогичинскую землю с тем, чтобы сохранить ее пожизненно в своих руках. В силу этого договора Болеслав и захватил спорную землю по смерти Сигизмунда. Литовское правительство протестовало, но на сторону Болеслава стали поляки. На съезде литовских и польских панов (в Парчове) 1441 г. последние требовали признания за Болеславом Дорогичинской земли и возврата Михайлушке его Трокского удела (по договору Сигизмунда Кейстутовича с Ягайлом).
Спор этот в 1443 г. дошел до литовско-польской войны. Литвины с татарской помощью опустошили Мазовию, направив набег и в Галичину. Польское правительство мобилизовало шляхетское ополчение, но партия, опасавшаяся окончательного разрыва унии, и так в корень расшатанной, свело дело к перемирию. Дорогичин остался в руках литовских. Болеслав соглашался продать свои права за 6 000 коп грошей.
Выкуп, по-видимому, состоялся, несмотря на резкие протесты против такой уплаты в раде великого князя Казимира.
Так юному Казимиру и его литовской раде пришлось заново собирать Литовско-Русское государство. И большое дело только что было закончено с грехом пополам, как 1444 год принес новое коренное изменение всего политического положения.
10 ноября 1444 г. в битве под Варною без вести пропал король польский Владислав, оставшийся в истории с прозвищем Варненчика. Единственным возможным для поляков кандидатом на престол оказывался Казимир литовский. Но для можновладства польского избрание Казимира крайне усложнялось независимым положением, какое занял Казимир как великий князь литовский. И молодой господарь использовал это положение, опираясь на свою литовскую раду. Потребовалось большое дипломатическое искусство и большая выдержка, чтобы, с другой стороны, принятием короны Польской не расшатать, даже не утратить великокняжеской власти, не расшатать и связей, восстановленных с таким трудом, между отдельными западнорусскими землями и виленским центром.
Восстановив Литовско-Русское государство, Казимир приступает к восстановлению на новых, как увидим, началах и польско-литовской унии.
Получив приглашение вступить в управление королевством Польским и короноваться королем, как только выяснится, что нет надежды на возвращение Владислава, Казимир обсуждает дело со своей литовской радой. Дело сразу сознательно и подчеркнуто ставится так, что поляки призывают на престол не просто принца польской династии, а господаря литовского, имеющего право на польскую корону. Поэтому Казимир все время действует как господарь литовский в окружении своей литовской рады. Ему необходимо принять корону не иначе, как с согласия политических сил Литовско-Русского государства, чтобы удержать одновременно и великое княжество и корону. Это было не так легко. Литвины дорожили особым представителем верховной власти. Они, говоря по-новгородски, «вскормили себе князя» и боялись потерять его, утратить опору и центр своей особой системы управления.
На первых же переговорах литовских панов с польскими возник вопрос об избрании вместо Казимира особого великого князя литовского, угодного литвинам; и даже о том, что Казимир останется правителем великого княжества, а другой князь (princeps), угодный обоим народам, станет во главе правления в Польше. Но сам Казимир вел дело к тому, чтобы объединить всю польско-литовскую правительственную власть в своей руке, и потому свел первую стадию переговоров к отсрочке и письменному обещанию дать ответ, после того как соберет «conventionem generalem cum terris Lithvaniae et Samogitiae ac Russiae» [94] . Так выражается Длугош.
94
«общий сейм с землями Литвы, Самогитии и Руси».
Наши историки, конечно, сейчас говорят о литовско-русском сейме, который должен был «разрешить» Казимиру принять польский престол, а ответ обещан был к 6 января 1446 г. — на польский сейм в Петрокове {109} . Но ни то, ни другое не было сеймом. И в Петрокове собирался только «wiec senatorski» польский, и в Вильно в первых числах января был съезд литовских и русских панов, — в каком составе, не знаем. Сообщая о ходе дел великому магистру Ордена, Казимир говорит только о собрании своих литовских панов. Вся эта фразеология уполномочивает только на предположение общего съезда правящей среды — наместников и воевод, князей, — т. е. общего съезда расширенной рады, но не сейма в техническом смысле слова.