Литургия Барбарисовой Живописи
Шрифт:
Когда-то очень давно, барбарисовый кустарник видел и помнил весну. Сейчас же нагибаясь над самой пропастью, Старость не верила в то, что ей еще предстоит повстречать и уж тем более пережить весну вновь, в полной ее красоте.
– Пусть это будет твой последний смех. Но он будет, и он будет твой. Пускай это будет твой последний плед осенних листьев, но он укроет и согреет тебя. И не важно, что ты умрешь зимой, главное, что ты успеешь ощутить поцелуй снега на собственных глазах. – Юное облако, за которым скрывалось упругое тело, обнаженными лучами подошло к иссохшему кустарнику. Непревзойденная Юность коснулась губ увядания и преобразило навсегда собою пространство внутри самой старости.
Траектория ветра, сопряженная с излучением вновь ворвавшегося солнца, изменила свое направление. Трансформация пространства немедленно преобразовывало и изменяла все вокруг, придавая окружающим вещам и предметам, совсем иной новый смысл. В начале, барбарисовый кустарник был удивлен и настороженно следил за не прошеными изменениями, однако после первых лиловых дождей, согласился и смиренно растворился в победившей его Юности. Больше, реальности не стало, она исчезла как таковая, так как изменился сам принцип взаимодействия вещей в природе. Сущность проявления объектов стал совершенно иной, и привычные законы зрения, слуха и осязания были изменены в корне своего предназначения.
Юность вступила в свои права и Старость более не противилась ей. Они стали одним целым, в слиянии своем создав отдельный элемент субъективной реальности…
На краю заката, Юность приветствовала Старость. Она целовала ее. Она отдавала ей свою молодость и с благодарностью принимала от нее опыт увядания. Она была обнажена и ей было стыдно перед собственной юностью. Ни морщин, ни складок ни единого шарма: только наглое, сплошное и дерзкое совершенство. Обнаженный бамбук, перед корой старого кустарника, был гибкий и стройный, манящий своей невинной зеленью. Он обвивал его сочными, хрупкими стеблями. Он изгибался над ним и целовал алмазами первозданной росы. Он заигрывал с ним и увлекал в бескрайние просторы нежности и укрывал его плечи прохладой таинственной ночи.
Локоны синхронно касались капель дождя. Ветер собравший вокруг себя тучи, приветствовал влажный рассвет. Тела обнаженным веером возлежали на хрустящей сочной траве. Они пролежали вдвоем и пережили мутоновую ночь, и они были готовы впустить в себя все торжество рассвета. Укрытые в симфонии тьмы, цвета постепенно распускались бутонами ярких пятен, на бежевом пространстве влажного дня. Полотно ослепительно чистой росы, ниспадая с небес, целовало тела двух параллелей пересеченных в неожиданной бесконечности любви. Они не думали о пропасти, которая была совсем близко, они просто принимали капли дождя прямо в кровь, в самую структуру себя, не меняя при этом состав ни его, ни свой.
– Зачем ты целуешь меня?
– Разве у капель дождя спрашивают, почему они падают вниз?
– Почему ты любишь меня?
– Не уже ли солнце может ответить, почему оно греет и зачем оно светит?
– Жить и понять, что ты спала. Проснуться и понять, что пора умирать! – Старость криво улыбнулось увядающей грустью.
– Не печалься. Лучше, хоть раз взглянуть на гроздья росы, чем умереть в пустыне и ни разу не слышать о них…
По раненым рекам разлук, хрусталики вечности прощались с волнами счастья, уплывая и растворяясь постепенно в дремучих молекулах. Рассвет был настолько близок к родине, что казалось, совсем скоро ударит в окно осколками первого света. Юность и Старость стояли над пропастью, и пропасть лежала перед ними. Такая гладкая и покорная, но все же пропасть! Шаг за шагом и в бездну. А что там? Там безысходность…
Солнце сверкнуло лезвием восторга. Оно исподлобья грозовых туч, смотрело на всплывшие лепестки нежности и с завистью веков обронило скудные капли спонтанного дождя, после чего вновь отвернуло глаза от ненавистной любви.
У истоков волнения, Старость и Юность не двигаясь и не передвигаясь, стояли в обнаженной тишине.
– Ни звука, ни намека на чужой шепот или родной стон. Ничего, только ты и я, а вокруг голос пространства нелепостей и обвинений. – тихонько обращалась Юность к своей возлюбленной спутнице. - Солнце больше не появится. Ему не по душе наша нежность. Однако данная несправедливость, совсем скоро навеет нам неловкое волнение.- именно это неадекватное чувство, вынудило их распрощаться с очередным пространством. Они покинули его на заре или в начале заката. И они нашли себе более белое и ласковое сочетание мира…
Старость корнями прикоснулась к Юности и увидела весну.
– Интересно, переживу ли я еще одну весну?
– К чему, если сейчас весна бесконечна.
– Тогда я умру зимою. – определила Старость.
– Когда ты умрешь, не будет ни весны, ни зимы, ни осени, ни лета. Это будет простое Ничто, без имени и времени, без стихий и бесконечности. – Юность обняла лучами света старость и поцелуем отнесла их обеих на самый предел высоты. Пролетая над гнездом безмолвия, юность спросила у Старости:
– Почему отчаянье так боится смерти?
– Все боится смерти по одной простой причине: никто не хочет быть бездейственно мертв, не хочет быть обесточен навсегда. И больше всего нас всех пугает разочарование загробного мира в нас, а нас в нем.
– Но продолжение и движение есть во всех сущностях, это так очевидно! Чего же бояться?
– Возможно, однако никто так и не сказал утвердительно и безоговорочно, что это так, и что же в действительности там, после всего , что нам предстоит увидеть.
– Нам намекали. Нам предлагали множество вариантов. Но мы не восприняли ни одного из предложенного.
– Нам просто страшно.
– Нет. Нам просто нравится бояться. А сам страх, как двойное оправдание, перед миром известным и неизвестностью неведомого мира. – Юность прижалась к Старости и они просочились на самое дно океанов, где их ожидало раскаянье…
Траектория красоты вне пошлого пространства. Категорическое отрицание внешнего покрова. Легендарные вспышки света и акриловые небеса! Юность растекалась густым нектаром на изогнутых губах увядания. Минуты и секунды рассыпались бисером на содрогающихся плечах. Неуязвимые и недоступные, они наслаждались свободой и неподдельной красотой. Красочные пейзажи малиновых холмов, сиреневых рощ и салатовых полей! Ни гроз, ни разлук, ни слова о смерти: это достаточно понимать, что бы впредь не говорить об этом. Листопад коралловых изяществ и град пушистого молчания, не преобладал, но имел место в их собственной вечности, которую они создали и выбрали сами.
Кристаллический жасмин им пел прохладой горных водопадов. Воспаленные тела скрылись под светло-голубую тень. Нет, ни солнце утомило их, и томления не было в их сердцах. Им просто нравилась селекционная прохлада выдуманного севера.
Остывающая кровь в горячих ласках Юности, была стабильна в температуре любви. Ни очищенная и не разбавленная – она была гибридом новых ощущений. Без пафоса и пыли, без сертификатов и конфетти – постаревшая кровь отделившись от общего сознания, продолжала циркулировать и не вразрез ему, но и не в пользу смерти. Ее было достаточно для функций нематериального тела, и было слишком много, для простого увядания. В самой сути старости протекало нечто большее чем кровь, но менее гениальное чем бессмертие…