Ливонское зерцало
Шрифт:
— Как интересно ты рассказываешь, Николаус, и так складно, — удивилась Ангелика. — Будто пишешь. Ты, наверное, много читал? И много путешествовал? Мне бы хотелось посмотреть на то, что видел ты...
Произнеся эти последние слова, Ангелика словно бы смутилась, осеклась. Как видно, она подумала, что не стоило бы эти слова произносить, ибо выглядели они как признание в чём-то...
Высвободив руку и ничего более Николаусу не сказав, она покинула его.
Николаус только в эту минуту понял, что, рассказывая о Пскове, волнуясь близостью Ангелики, всё это время держал её за руку, не отпускал. Она же, слушая, руку не отнимала.
А на другой день, когда Николаус наш после завтрака спустился в каминный зал, Ангелика подошла к нему с Мартиной. От Ангелики пахло жасмином, а от Мартины амброй. Девушки спросили, не сочтёт ли достопочтенный кавалер ниже своего достоинства поиграть с ними в Blindekuhk [57] .
— Нет, не сочту. А даже приму за честь, — Николаус огляделся. — Здесь достаточно места. Или вы хотите отправиться на луг?
— Тогда быть тебе Blindekuh, — засмеялась Ангелика и вынула из кармашка платья золотую шёлковую ленту.
57
Blindekuh spilen — играть в жмурки; дословно Вlindekuh — слепая корова.
— Почему же мне? — сделал нарочито кислую мину Николаус. — Положено бросить жребий...
— Потому что мы так решили, — был насмешливый ответ. — Ты должен уважить наше желание.
Ангелика взволнованно-дрожащими руками завязала ему глаза.
Таким сладким было чувство, родившееся в Николаусе от её лёгких прикосновений!..
Нежные девичьи руки долго раскручивали его. Он уже не видел, чьи это были руки — Ангелики или Мартины... Но он услышал, как в возбуждении и в предвкушении нескучного времяпрепровождения красавица Ангелика шепнула Мартине:
— Видишь, как золотая ленточка идёт к его волосам. Я же говорила!..
И девушки тихонько разошлись в стороны.
Blindekuh Николаус, широко расставив руки и слегка склонив голову, стоял некоторое время посреди зала. Слушал. Он слышал, как Ангелика и Мартина зачем-то двигали стулья и скамеечки. И понял — зачем, только когда ступил первый шаг. Он на низенькую скамеечку наткнулся, опрокинул её и сам чуть не упал. Наверное, Николаус выглядел в это время смешно. Ибо девушки засмеялись. Причём смех их донёсся совсем не оттуда, где, как он думал, они должны были быть.
Николаус покачал головой и улыбнулся:
— Хорошо же!.. Но какой на кону приз? Мы не условились.
— Условимся, — неожиданно шепнула ему Ангелика сзади; он не ошибся, это была именно Ангелика, потому что от девушки пахнуло жасмином.
Николаус резко развернулся и... поймал руками воздух.
— Что же ты предложишь мне?
— Если поймаешь хоть одну из нас, дадим тебе, пожалуй, марципан.
— Нет, — остановился Николаус, — за марципан я вас ловить не стану. Я могу хоть сейчас, с завязанными глазами пойти и взять марципан на кухне. Я слышу запахи, доносящиеся из кухни. Что мне ваш марципан?
— Какой хитрый! Что же ты хочешь?
— Поцелуй. Тогда я тебя непременно поймаю, — тут он быстро обернулся в ту сторону, откуда повеяло амброй. — Или тебя!
По движению воздуха он понял, что едва не поймал Мартину.
— Хорошо. Мы согласны, — засмеялась Ангелика где-то в стороне.
Николаус пошёл на её смех — внимательно слушая и шагая осторожно, боясь натолкнуться на какой-нибудь предмет. Но смех её серебристый, переливчатый прекратился, и в зале воцарилась совершенная тишина. И больше не слышал Николаус возле себя запахов. Ему даже подумалось в какой-то момент: уж не оставили ли его девушки в зале одного, не подшутили ли над ним таким образом? сами ушли, занимаются своими делами, рукоделиями, а он тут бродит один с завязанными глазами и, должно быть, очень смешно выглядит со стороны; и вот войдёт сейчас в зал насмешник Удо и будет потом подтрунивать несколько дней, или подозрительный Юнкер станет посреди зала — вот уж возвеселится у него чёрствая душа, или сам барон увидит и решит, что поспешил составить о госте высокое мнение, решит, что гость — всего лишь мальчишка, каким был прежде.
Но едва Николаус в нерешительности остановился...
— Blindekuh... — в самое ухо прошептали ему девичьи губы, и чуть слышно прошелестело шёлковое платье.
Он метнулся на звук, но уловил только запах жасмина. Ангелика опять смеялась где-то далеко. В это время платочек, надушенный амброй, хлопнул его слева по уху. Николаус двинулся влево, но справа его ткнула в плечо тросточка.
— Blindekuh...
Николаус улыбнулся:
— Помните: поцелуй!..
Девушки засмеялись сзади. Мартина сказала: — Никогда ещё не целовалась с коровой!.. Николаус бросился на голос и схватил... большую пуховую подушку, которую ему вовремя подбросили. От подушки пахло амброй.
— Blindekuh...
Он ещё довольно долго ходил по залу, натыкаясь на подставленные стулья и скамеечки и вызывая тем смех девушек, долго ловил Ангелику и Мартину, но поймать ему удавалось либо ничего, либо очередную подушку или чью-то старую шляпу. Николаус думал о том, что ему ещё повезло: он играл с девушками, у которых хороший вкус и доброе сердце; другим Blindekuh приходится много труднее: их не платочком хлещут, а веником, в них не тросточкой тычут, а шваброй, их также нещадно дёргают за волосы и за уши, на них норой набрасывают плащ и не шуточно тузят, а потом делают вид, что попались, и быстро подставляют для поцелуя собачку.
Николаусу наконец игра надоела, а ещё более надоела отведённая ему глупая роль, и он придумал хитрость. Он сделал обманное движение в одну сторону, но сразу же метнулся в противоположную... И поймал. Но кого же? Он услышал сладкий аромат амбры. Мартину он поймал! Обманул плутовку!..
Он крепко прижал её к груди, чтобы не вырвалась, и радостно воскликнул:
— Поймал, поймал... Попалась, плутовка!
Николаус чувствовал, как сильной струной изгибалось у него в руках тело пойманной им жертвы, как руки жертвы упирались ему в грудь в попытках вырваться, как взволнованно-жарко дышала ему жертва в лицо. Но руки у него были очень сильны — не вырваться. Николаус рассмеялся:
— Я слышу амбру. Это Мартина, — он чувствовал, что жертва сопротивляется из последних сил. — Был уговор: ты должна меня поцеловать. Но не вздумай подставлять собачку...
Надёжно удерживая её за талию левой рукой, он правой сорвал повязку с глаз.
И увидел у себя в руках... Фелицию.
Николаус в смущении, но всё ещё не отпуская пойманную тётку, огляделся. Мартина стояла поодаль, в испуге прикрыв ротик рукой. Ангелика стояла за спиной у Фелиции и, видно было, лишь с огромным трудом сдерживала вырывающийся смех.