Лизочкино счастье
Шрифт:
— О, да, если зазеваешься и позабудешь, что наступила твоя очередь говорить, или просто не твердо выучишь роль и спутаешься, — с увлечением объяснял мальчик, — г. Томин, наш режиссер, нам этого не прощает. Нас сажают за это в темную и оставляют без обеда. Это очень неприятно.
— А Мэри выпустят сегодня? — робко спросила Лиза.
— Конечно, потому что она должна вечером играть. Тебя наверное наш директор возьмет сегодня в театр, чтобы ты видела, как мы играем.
— Интересно, узнаешь ли ты меня, каким я буду вечером на сцене, — засмеялся Витя, лукаво
— А каким же вы будете? — полюбопытствовала Лиза.
— Я буду волшебником, — важно сказал Витя.
— Волшебником? — спросила с удивлением Лиза.
— Вот смешная девочка, — захохотал Витя, — не думаешь ли ты, что мы играем в театре в наших домашних костюмах? Слушай, я тебе расскажу…
Но Вите не суждено было рассказать то, что он хотел. Раздался звонок, призывающий детей к обеду, и появившаяся с колокольчиком в руках m-llе Люси повела их всех в большую, просторную столовую, находившуюся по соседству с классной.
ГЛАВА X
Пирожки. — Матрена в роли прекрасного королевича
— Суп с пирожками, суп с пирожками! — весело вскричал Павлик и захлопал в ладоши, как только дети вошли в столовую с большим, уже накрытым столом, помещавшимся по средине комнаты.
— И пирожки-то с мясом, Мэрины любимые, — заметила Марианна.
— Ах, бедная Мэри, не знала она, что сегодня будет за обедом, а то бы уж наверное повела себя иначе, — сокрушенно произнесла малютка Валя, во всех видевшая все только хорошее и приятное.
— Ну, есть кого жалеть — Мэри! — сердито произнесла высокая девочка, которую звали Алей Большою, — вам ли не попадало от неё? А вы еще жалеете несносную девчонку. Очень нужно! Я вот очень рада, что ее наказали: будет, по крайней мере, долго помнить и вести себя прилично.
— Какая ты недобрая, Аля, — с укором произнесла красивая голубоглазая девочка с белокурой косой, которую Лиза не заметила раньше. — Ты знаешь, что Мэри сидит голодная в темной и до завтрашнего утра ничего не получит. И ты можешь так спокойно отнестись к несчастью твоей подруги?
— Мэри — не моя подруга. Она — злючка, и мы все её терпеть не можем, — оправдывалась Аля Большая.
— Да и я не люблю её, — подтвердила Роза, — а все-таки нельзя её не пожалеть. И я уверена, что все вы жалеете ее и только из скромности не хотите в этом признаться. Поэтому я предлагаю всем: кто хочет дать один из своих двух пирожков для Мэри? Мы соберем их и снесем ей в темную, чтобы она могла поесть.
— Но нам попадет от Анны Петровны, — опасливо проговорила Валя. — Ведь нам строго-настрого запрещено туда ходить.
— Мы и не пойдем, а пошлем Павлика, ему уж никогда не попадет от матери, — нашлась находчивая Роза. — Павлик, Павлик, — обратилась она к мальчику, — ты снесешь пирожки Мэри? Не правда ли, дружок?
— Конечно, снесу, — согласился без малейшего колебания мальчик, — только скажите ей, чтобы она не вздумала трясти меня снова, а то у меня наверное уж оторвется от этого голова.
— Хорошо, хорошо, она не посмеет тебя тронуть, — вскричала Марианна, —
— Удивительные эти девочки! — произнес, пожимая плечами, смугленький Корелин, — как они распоряжаются чужой жизнью. — Ну, представьте вы себе, я послушаюсь вас и пойду с пирогами к Мэри. А Мэри-то злющая-презлющая, а теперь от голода стала, конечно, еще злее. Ну, съест она пироги, съест Павлика, потому что он толстый и вкусный, как сдобная булочка, ну, а потом и меня проглотит, как проглотил волк Красную шапочку, а мне ведь вечером королевича играть надо. И заменить меня некому, потому что Мэри такая большая, что ей другого королевича под рост не подберешь. Нет, уж лучше пусть Медвежонок идет к Мэри с пирогами. Ему, по крайней мере, играть не надо сегодня.
Костя говорил все это самым спокойным тоном, с аппетитом уничтожая кусок жареного мяса. Дети поминутно фыркали от смеха, слушая его, и закрывались салфетками, так как им строго запрещалось смеяться за обедом. M-lle Люси сидела за отдельным столом и издали наблюдала за вверенным ей маленьким стадом. Она, казалось, и не подозревала о новой затее своих шалунов.
— Ах, вот что, — без малейшей улыбки продолжал между тем, как бы спохватившись, Костя (он умел говорить самые смешные вещи, оставаясь все время серьезным), — пожалуй, извольте, я отнесу пирожки Мэри: если она съест меня, то найдется лицо, которое может сыграть за меня сегодня прекрасного королевича.
— Кто же? — вырвалось разом из уст нескольких человек детей.
— Кто? Костенька, миленький, скажи кто? — приставала к нему малютка Валя.
— Как же, — поддразнивал их Костя, — так я вам и скажу! Ишь какие ловкие!
— Ну, Костенька, ну, Корелинька, ну, милый, скажи, — не унималась детвора, заглядывая в глаза мальчику.
— Нет, отгадайте сами, — продолжал поддразнивать Костя, все больше и больше разжигая общее любопытство.
— Мы не можем, мы не знаем, — раздавалось со всех сторон.
— Ну, а как вы думаете?
— Мы ничего не думаем! Ах, скажите, пожалуйста, поскорее. Не мучь нас!
Но Костя и не подумал торопиться. Он обвел торжествующими глазами весь стол и, с минуту помолчав для пущей важности, громко пропищал тоненьким голоском:
— Наша кухарка Матрена. Прекрасного королевича изобразит сегодня она, а я, так и быть, пойду вместе с пирожками на жаркое Мэри.
Не успел еще Костя докончить своей фразы, как все дети дружно прыснули со смеха.
Дело в том, что Матрена, кухарка г. Сатина, вечно грязная, засаленная, в подоткнутом платье, с глупым, постоянно добродушно ухмыляющимся лицом, должна была очень мало подходить к роли прекрасного королевича, предназначаемой ей Костей. Дети очень живо представили себе толстую, грязную Матрену в бархатном камзоле и шапке с пером, в кружевном жабо, со щегольскими туфельками на громадных ногах, всегда обутых в высокие козловые башмаки, и залились неудержимым громким смехом.