Лоцман
Шрифт:
– Прокладывай дорогу, Цезарь!
– крикнул кто-то неподалеку от них.
– Руби, Помпей, этот проклятый плющ справа от меня! Спешите, молодцы, иначе мы даже не понюхаем порохового дыма.
Не успел еще капитан договорить, как из лесной чащи на поляну, где Борроуклиф остановил свой отряд, вырвались запутавшиеся в кустах, обвешанные мушкетами два негра, а за ними - полковник Говард. Лишь после того, как старик оправил на себе платье и вытер с лица пот, выступивший от непривычных усилий, он заметил, что отряд капитана сильно возрос в числе.
– Мы услышали вашу стрельбу, - воскликнул
– Он поступил, как и подобало солдату, по всем правилам военного искусства, - заявил Мануэль.
– И, если бы я сегодня последовал его примеру, дело, верно, приняло бы совсем иной оборот.
– Это кто такой?
– удивился полковник.
– В таком платье - и осмеливается судить о сражениях и осадах!
– Это dux incognitorum, мой достойный хозяин, - ответил Борроуклиф, - что на английском языке означает «капитан морской пехоты на службе у американского Конгресса».
– Как? Значит, вы встретились с неприятелем?
– И, клянусь славой бессмертного Вулфа, захватили врагов в плен!
– вскричал обрадованный старик.
– Я поспешил к вам на помощь с частью моего гарнизона, ибо видел, что вы пошли в том направлении, и даже слышал несколько выстрелов…
– Несколько?
– прервал его победитель.
– Я не знаю, что вы понимаете под «несколько», мой отважный старый друг. Возможно, во времена Вулфа, Эберкромби и Брэддока вы палили друг в друга по целым неделям, но мне тоже доводилось видеть добрую стрельбу, и я знаю толк в таких делах. В сражениях на Гудзоне трескотня мушкетов напоминала барабанный бой. Но это уже позади, теперь остались лишь воспоминания. А вот эта схватка была самой отчаянной из всех, в которых я когда-либо участвовал. Лес завален телами убитых, а мы, как вы можете убедиться своими глазами, взяли с собой только нескольких тяжело раненных.
– Господи боже!
– воскликнул удивленный старик.
– На расстоянии выстрела от аббатства творятся такие дела, а я ничего не знаю! Эх, старость, старость! А ведь было время, когда первый же выстрел пробуждал меня от самого крепкого сна.
– От штыка шума не бывает, - ответил невозмутимый капитан, сделав выразительный жест.
– Это оружие - гордость англичан, и опытный офицер знает, что один штыковой удар стоит огня целого взвода.
– Как? Вы ходили в штыки?
– изумился полковник.
– Клянусь богом, мой отважный молодой друг, я не пожалел бы двадцати мешков рису и двух здоровых негров, чтобы посмотреть на это сражение!
– Наблюдать такое зрелище бесспорно приятно, - подтвердил капитан, - и на сей раз для завоевания победы нам не потребовался Ахиллес. Я взял в плен всех оставшихся в живых - по крайней мере, всех, кто ступил на английскую землю.
– А королевский тендер расправился со шхуной!
– добавил полковник Говард.
– Да окончится так всякий бунт!.. Однако где Кит? Где мой родственник, мистер Кристофер Диллон? Мне бы хотелось спросить у него, чего законы нашей страны требуют в подобных случаях от верных подданных. Теперь будет чем заняться присяжным Миддлсекса, капитан Борроуклиф, если только это не входит в полномочия самого министра! Где мой родственник Кит? Послушный, рассудительный, верный Кристофер?
–
– Драгунский корнет дал мне понять, что его провинциальное лордство соизволило отправиться на тендер, дабы сообщить о местопребывании неприятеля, и осталось там, деля с моряками опасность и славу баталии.
– Да, это похоже на него!
– воскликнул полковник, радостно потирая руки.
– Это похоже на него! При звуке воинских труб он забыл о судебных делах, о своих мирных занятиях, забыл о том, что готовился стать государственным деятелем, и с горячностью и легкомыслием молодости бросился в бой!
– Кацик - человек осторожный, - сухо заметил Борроуклиф, - и, разумеется, вспомнит о своих обязанностях перед потомством и самим собой, когда встретится лицом к лицу с опасностью. Но я удивляюсь, что его до сих пор нет, потому что шхуна уже давно спустила флаг, - я видел это своими глазами.
– Извините меня, джентльмены, - сказал Гриффит, не в силах сдержать волнение, - но я невольно слышал вашу беседу и надеюсь, что вы не сочтете нужным скрыть правду от безоружного пленника. Вы говорите, что сегодня утром взята в плен какая-то шхуна?
– Совершенно верно, - ответил Борроуклиф с таким добродушием и деликатностью манер, которые делали честь его добросердечию, - но я воздержался сообщить вам об этом, ибо решил, что с вас хватит и ваших собственных огорчений. Мистер Гриффит, этот джентльмен - полковник Говард, гостеприимством которого вам придется воспользоваться, прежде чем мы расстанемся.
– Гриффит!
– с живостью подхватил полковник.
– Гриффит! Какое зрелище представляется глазам моим! Сын почтенного, отважного, верного Хью Гриффита взят в плен с оружием в руках, поднятым им против своего короля! Ах, молодой человек, молодой человек! Что сказал бы твой честный отец, что сказал бы его лучший друг, мой бедный брат Гарри, если бы господь привел им дожить до этого дня и стать свидетелями такого жгучего позора, такого несмываемого пятна на чести твоей фамилии?
– Будь мой отец сейчас жив, он тоже боролся бы за независимость своей родины!
– гордо возразил молодой человек.
– Но я хотел бы отнестись с уважением даже к предрассудкам полковника Говарда и поэтому прошу его не заговаривать со мной о вопросах, в которых мы никогда не придем к согласию.
– Никогда, доколе ты будешь в рядах мятежников!
– вскричал полковник.
– О, юноша, как нежно любил бы я тебя, если бы умения и знания, приобретенные тобой на службе у короля, были отданы теперь защите его неотъемлемых прав! Я любил твоего отца, почтенного Хью, не меньше, чем своего родного брата Гарри…
– И сын его, должно быть, еще дорог вам, - перебил его Гриффит, взяв двумя руками руку полковника, которую тот нерешительно ему протянул.
– Эх, Эдуард, Эдуард!
– смягчившись, продолжал старик.
– Сколько славных надежд моих погибло от твоего своенравия! Как ни благоразумен и верен Кит, а все же едва ли я мог бы быть так же благосклонен к нему, как к тебе. Ты так похож лицом и улыбкой на отца, Нед, что, если бы не твоя измена, я отдал бы тебе все, чего бы ты ни пожелал… даже Сесилию, шаловливую и нежную, непокорную и ласковую, привязчивую и добрую Сесилию, которая навсегда стала бы соединительным звеном между нами!