Лоцман
Шрифт:
Так в ленивом спокойствии и угрюмом ожидании проходил час за часом, пока не занялся день и не стало опасно оставлять часовых в таком месте, где их мог заметить любой бродяга, проходя близ леса. Мануэль возражал против всяких изменений и утверждал, что, сняв пикет, они поступят совсем не по-военному. Вступая в спор с морским офицером, он постоянно доводил свои тактические понятия до нелепости. Но на сей раз его начальник оказался непреклонным, и единственное, чего капитану удалось добиться, - это разрешения оставить одного часового перед входом в подвал, но в пределах разрушенных стен здания. После этого небольшого изменения прежнего распорядка
Послышались первые залпы «Быстрого», и Гриффит привычным ухом тотчас же различил, что стреляет не шхуна. А когда вдали загрохотала оживленная канонада, Гриффиту с большим трудом удалось удержать себя и своих товарищей в тех границах, которые требовали их положение и благоразумие. Наконец отгремел последний залп, но ни один человек не покинул подвала, и теперь догадки о результате боя пришли на смену догадкам о тех, кто в нем участвовал. Одни солдаты время от времени поднимали головы с каменных обломков, служивших им подушками, которые не мешали им ловить минуты тревожного и недолгого забытья, и, послушав пальбу, снова укладывались спать, мало заботясь об исходе сражения, в котором они сами не принимали участия. Другие, более любопытные и менее сонные, щедро сыпали грубыми шутками в адрес тех, кто участвовал в бою, и по доносившимся звукам старались определить его ход.
Когда все стихло, Мануэль снова начал ворчать:
– Всего в двух милях от нас было, кажется, очень весело, мистер Гриффит, - сказал он.
– Если бы мы не зарылись в землю, как кроты, то могли бы принять участие в этом веселье и по праву разделить славу и почет. Да и сейчас еще не поздно выйти на скалы, где мы были бы в виду у судов и, может быть, заработали долю при дележке добычи.
– Королевский тендер - невелика добыча, - возразил Гриффит, - и мало было бы проку Барнстейблу, если бы он загромоздил свою палубу кучей бесполезных людей.
– Бесполезных?
– возмутился Мануэль.
– Вы считаете бесполезными двадцать три хорошо обученных отборных солдата? Посмотрите на этих молодцов, мистер Гриффит, и повторите, что считаете их бесполезными в час опасности!
Гриффит улыбнулся и взглянул на спящих людей (как только пальба стихла, они снова все предались отдыху) и не мог не полюбоваться их атлетическими, мускулистыми фигурами, раскинувшимися во мраке подвала во всех позах, какие только могли подсказать усталость или прихоть. Затем он перевел взор на пирамиды ружей: даже в этом темном помещении солнце отражалось от их блестящих стволов и отполированных штыков. Мануэль с внутренней радостью следил за его взглядом и выражением лица, но сдержался и ничем не выдал своих чувств, ожидая ответа Гриффита.
– Я уверен, что в час опасности они будут вести себя, как и подобает настоящим солдатам, - сказал Гриффит.
– Но чу! Я что-то слышу… Что он говорит?
– Кто идет?
– повторил часовой, стоявший у входа в подвал.
В одно мгновение Мануэль и Гриффит были на ногах и остановились, стараясь не производить ни малейшего шума. Напрягая слух, они пытались понять, что встревожило часового. Прошла минута мертвой тишины.
– Это лоцман! Назначенный им час давно прошел, - прошептал Гриффит.
Не успел он произнести эти слова, как до
– Встать! Встать!
– закричал Гриффит солдатам.
– К оружию!
– громовым голосом гаркнул Мануэль.
Солдаты, пробужденные этими страшными криками, в испуге вскочили на ноги. В то же роковое мгновение в подвал брызнул огонь, а затем эхом отдался залп двадцати мушкетов. Но ни грохот, ни дым, ни доносившиеся со всех сторон стоны не могли удержать Гриффита. Он разрядил пистолет в облако, скрывавшее вход в подвал, и, схватив абордажную пику, бросился на лестницу с криком:
– Вперед! За мной, ребята! Это всего лишь солдаты!
Пылкий молодой моряк одним духом взлетел по ступеням, но, выбегая наружу, споткнулся о корчившееся тело жертвы его же выстрела и упал прямо в руки неприятельских солдат.
– Огонь, Мануэль, огонь!
– закричал разъяренный пленник.
– Стреляйте, пока они все тут в куче!
– Конечно, стреляйте, мистер Мануэль, - хладнокровно сказал Борроуклиф, - и убейте своего же офицера!.. Поднимите его, ребята, и держите перед собой. Чем ближе к нему, тем безопаснее.
– Огонь!
– снова закричал Гриффит, безуспешно стараясь вырваться из рук пяти-шести солдат.
– Стреляйте и не думайте обо мне!
– Если он это сделает, его будет ждать виселица, - заметил Борроуклиф.
– Разве можно убивать такого замечательного молодца? Мы не на охоте… Отведите-ка его от входа в подвал, ребята, и займитесь своим делом.
В тот миг, когда Гриффит бросился наверх, Мануэль был занят тем, что выстраивал в порядке своих солдат, приученных делать все вместе и по команде. Поэтому они упустили время для успешной вылазки. Солдаты Борроуклифа перезарядили мушкеты и залегли за остатками разрушенных стен, откуда они могли держать под прицелом вход в подвал, не подвергаясь сами существенной опасности. Через щели в стене Мануэль лично убедился в преимуществе их положения и не решился выйти против неприятеля, занявшего такие выгодные позиции. Обе стороны обменялись несколькими безрезультатными выстрелами. Видя, что это ни к чему не ведет, Борроуклиф предложил защитникам подвала вступить в переговоры.
– Сдавайтесь войскам его величества короля Георга Третьего, - закричал он, - и я обещаю сохранить вам жизнь!
– Отпустите пленного и дайте нам свободно пройти к нашим судам, - заявил Мануэль.
– Солдаты должны выйти с воинскими почестями, а офицеры сохраняют при себе холодное оружие.
– Неприемлемо!
– с большой важностью ответил Борроуклиф.
– Честь оружия его величества и безопасность государства не позволяют нам заключить подобный договор. Но я обещаю сохранить вам жизнь и обеспечить хорошее содержание.
– Офицеры сохраняют холодное оружие, пленный получает свободу, а весь отряд возвращается в Америку под честное слово не участвовать в войне, пока не будет произведен обмен!
– Не согласен, - ответил Борроуклиф.
– Самое большее, что я могу обещать вам, - это добрую порцию благородного южного напитка, и, если вы тот, за кого я вас принимаю, вы по достоинству оцените мое предложение.
– В каком качестве вы приглашаете нас сдаться? В качестве обычных военнопленных или в качестве мятежников, бунтующих против вашего короля?