Лодки уходят в шторм
Шрифт:
— Нет, в Париже и Веймаре. Владимир Ильич читал их на языке оригинала. "Первая книга, — сказал он, — архипоучительна, как описание поистине жалкого состояния Персии, над которой самым бесстыдным образом издеваются и грабят ее три, — в первую очередь три, — великие державы: Россия, Англия, Германия".
— Правильно! — воскликнул Коломийцев.
— "Вторая, — продолжал Владимир Ильич, — очень хорошая книга, обстоятельная, ясная, точное изложение, часто цитирование документов. Превосходная карта Персии, зоны влияния России и Англии. Автор, конечно, империалистическая сволочь" [23] .
23
Ленин
— Так и сказал? — рассмеялся Коломийцев. — Крепко сказано!
— Мы долго говорили о политике партии на Востоке. Дать ему возможность свободно и самостоятельно развиваться — вот искреннее и горячее желание Владимира Ильича. Ведь не случайно сразу же после победы Октябрьской революции было принято обращение к угнетенным народам Востока. Впрочем, вам лучше знать, какое впечатление произвело оно в Персии.
— Колоссальное!
— А теперь вы везете персидскому народу новое подтверждение братских чувств России. Используйте все возможности, чтобы о нем узнали широкие массы: крестьяне, городская беднота, купечество, духовенство…
— Постараюсь, Нариман Наджафович, — обещал Коломийцев. Он отчетливо представил себе, как нелегко будет ему сломить средневековый фанатизм служителей ислама, и без тени лести добавил: — Мне бы ваше умение разговаривать с духовенством! Георгий Васильевич рассказывал, что в беседе с ним Владимир Ильич расхваливал ваше выступление, кажется, в мечети, перед моллами, назвал его образцом антирелигиозной пропаганды. О чем вы говорили с ними?
Теплая улыбка согрела болезненное лицо Нариманова, польщенного вниманием и оценкой Ленина. Он с усилием повернулся на бок, достал из тумбочки несколько тонких брошюр и, откинувшись на спину, протянул одну из них Коломийцеву:
— Милости прошу, можете ознакомиться… Возьмите на память.
— Спасибо, Нариман Наджафович. — Коломийцев прочел на обложке из грубой серой бумаги пространный заголовок: "Речь товарища Н. Нариманова, произнес на собрании мулл и учителей татарских школ в гор. Астрахани 20 декабря 1918 г. Издание Комиссариата по делам мусульман Закавказья. № 5, 1919" — и принялся бегло просматривать ее.
— Думаю, вот эта больше заинтересует вас. — Нариманов передал вторую брошюру: "д-р Н. Нариманов. С каким лозунгом мы идем на Кавказ. Издатель: Комиссариат по делам мусульман. Закавказья. № 4. Астрахань. Типография "КОЧ". 1919 г.". — В основу положен мой доклад. В конце марта мы провели совещание всех азербайджанских коммунистов…
— Гамид Султанов и Дадаш Буниатзаде рассказывали.
— Находясь в России, мы все время думаем об Азербайджане… Мы твердо знаем, что Азербайджан не может существовать без России. И мы решили, что рабочие и крестьяне должны взять власть в Азербайджане. Отсюда, из Астрахани, мы многое делаем для подготовки вооруженного восстания. Особенно Сергей Миронович, как руководитель работы в зафронтовой полосе — так у нас принято называть работу в Закавказье и Дагестане, — снаряжает одну за другой лодки с оружием, боеприпасами, партийными и военными работниками. В ближайшее время в Баку отправятся Гамид Султанов, Дадаш Буниатзаде, Виктор Нанейшвили, Отто Герман и другие ответственные товарищи…
— Герман поедет со мной. И кое-что из боеприпасов для Ленкорани я прихвачу.
— Очень хорошо… К сожалению, мы узнаем о муганских делах с запозданием, из сообщений Бакинского и Кавказского краевого комитетов, пересылаемых через Астрахань в Москву. Что там сейчас?.. Будете в Ленкорани, разыщите Бахрама Агаева.
— А как же! Я знаком с ним.
— Энергичный, сильный работник! Мы сблизились с ним в Баку, как руководители "Гуммета" и "Адалята" — двух дочерних организаций большевистской партии. Бакинский комитет правильно сделал, послав его в Ленкоранский уезд. По моим сведениям, там на рыбных ватагах около девяноста процентов рабочих — выходцы из Южного Азербайджана. Благодаря работе "адалятистов" и наших "гумметистов" широкие массы мусульман Ленкоранского уезда поддержали идеи Советской власти… Передайте Бахраму горячий, братский привет…
Заметив, что Нариманов совершенно утомился, Коломийцев поднялся:
— Ну, удачи вам… Если сможете, напишите из Тегерана…
— Непременно, Нариман Наджафович, напишу. Поправляйтесь. — Проникшись глубокой симпатией к этому умному, доброму больному человеку, Коломийцев поцеловал его. Нариманов помахал слабой рукой, откинулся на подушки и уставился в одну точку. Вошла Гюльсум-ханум, спросила что-то, он не откликнулся, и она не стала тревожить его.
Немного погодя Нариманов позвонил в колокольчик и попросил жену принести бумагу и чернила. Обмакнул перо и вывел первую строку: "Письмо главе мусаватского правительства Насиббек Усуббекову".
Чуть забрезжил рассвет, Владимир Морсин поднялся и стал собираться в путь. Мария пекла ему в дорогу пресные лепешки.
Сергей и Салман, долго сидевшие ночью во дворе, на чурках, легли только под утро и теперь крепко спали на узкой железной кровати. Морсин не хотел будить их, но стоило ему заглянуть за ситцевый полог, как ребята вскочили, будто по команде.
Быстро позавтракав, все вместе поспешили в город и здесь расстались, разошлись по своим делам: отец вместе с Ширали Ахундовым отправились в села выполнять задание Реввоенсовета, Мария пошла на работу в госпиталь, Салман — в горы, в отряд Гусейнали. Сергей не мог пойти с ним: Федор Беккер велел ему непременно зайти к нему сегодня. Послонявшись по Большому базару, он в назначенный час пришел в ЧК. Беккер сказал ему, что завтра в село Привольное пойдет группа военных работников во главе с членом Реввоенсовета Сергеем Ломакиным, и что в эту группу включены он, Сергей, и Нина Николаева.
— И Нинка пойдет? — обрадовался Сергей, наморщив в улыбке нос.
— Ваше дело — разведка, — строго ответил Беккер. — Будете выполнять задания Ломакина.
Из ЧК Сергей побежал в госпиталь, уговорить мать — ведь отец велел не оставлять ее одну.
— Езжай, сынок, — согласилась Мария. — Только будь осторожен…
Потом он повидался в Реввоенсовете с Ломакиным и наконец пошел на конюшню, где еще недавно работал конюхом, сам выбрал себе коня.
Рано утром на дороге перед домом зацокали копыта.
— Сережка, где ты там? Поспешай! — крикнул Ломакин.
Сергей простился с матерью, вскочил на коня и ускакал.
Всадники ехали парами, словно в строю, впереди — Ломакин и Яков Горбунов из Привольного, за ними — еще двое военных, позади — Нина и Сергей. Миновав Форштадт, свернули в сторону гор. Самый удобный путь от Ленкорани до Привольного проходил по почтовому тракту, через Николаевну и Пришиб, а там по проселочной дороге несколько верст в глубь степи. Но этот путь был отрезан белогвардейцами.