Лодки уходят в шторм
Шрифт:
— Допустим, — вызывающе ответил Ломакин.
— Там будут рады вам, — сказал Могилевский и обернулся к бунтовщикам. — А где остальные, ваши, местные большевики?
— Мы только пришлых взяли. Некоторые драпанули…
— Немедленно в погоню! — приказал Могилевский старшине, сопровождавшему его. — И обшарить все село! Брать всех, у кого найдете оружие!..
В селе начались повальные обыски и аресты. Матвеева взяли в доме брата, когда они прятали на чердаке винтовки и пулемет. После облавы всех арестованных связали друг с другом длинной веревкой и под конвоем погнали в Пришиб, во временную тюрьму.
Горстка беглецов не
Сергей бросился в лес, обдирая лицо и руки о колючие ветки, уходил все дальше и дальше. Где-то позади долго раздавались выстрелы, наконец все смолкло. Только птичий гомон наполнял лес.
На следующий день Сергей добрался до острова Сара и — сразу в госпиталь, к матери.
Увидев сына, изодранного, грязного, со слипшимися от нота волосами, Мария кинулась к нему, обняла и, шепча, стала целовать.
— Сынок! Живой… хоть ты живой… А папку нашего…
— Что?! Что с отцом? — Сергей отшатнулся от матери и только теперь заметил горе в опухших от слез глазах.
— Убили… — хрипло выдавил он.
Мария опустилась на табурет и стала причитать:
— Нету папки… нету… нету…
Столько ударов обрушилось на голову Сергея за последние дни, что, казалось, чувства его притупились — он не в состоянии был ни говорить, ни плакать. Словно окаменев, смотрел он на скорбно сгорбленную мать, на ее усталые руки, бессильно лежащие на коленях. Ему вдруг отчетливо вспомнился голос отца: "А мать с кем оставим? Если беда какая, кто ей поможет?" Больно сжалось сердце.
— Что ж я сижу? — поднялась Мария. — Ты голоден иебось? — Осторожно коснулась пальцами ссадин на лице сына: — Тебе не больно?
И тут Сергей не выдержал.
— Мама! Мама! — Он обнял мать, стал гладить ее голову. — Прости меня, мама. Я больше никуда не уйду от тебя, никогда не оставлю тебя одну… Расскажи мне, как это случилось?
— Потом, сынок, потом…
— А где дядя Ширали? — спросил Сергей, подумав, что лучше расспросить о гибели отца Ахундова, который был рядом с ним, чем расспрашивать мать и причинять ей лишнюю боль.
— Не знаю, сынок… Говорил, должен снова идти в села… Уж как он убивался!.. Ты сходи в Ленкорань, может, он еще там.
— Как? — поразился Сергей. — Разве Ленкорань наша?
— Наша, сынок, наша…
— И Реввоенсовет там?
— Где же ему быть? Там, все там…
— Ну, тогда мне непременно нужно сходить в Ленкорань! — твердо сказал Сергей и, помолчав, добавил: — Значит, обманул нас Хошев… Да ведь и Наумов говорил, что не удержат Ленкорани. А вот удержали все-таки! — радовался Сергей.
— Удержать-то удержали, да трудно пришлось. Вон сколько раненых привезли, — указала мать на открытую дверь палаты.
Сергей прошел в палату и разговорился с ранеными.
Да, действительно, исход ночного боя, казалось, не вызывал сомнений. К рассвету мусаватисты почти полностью захватили город, за исключением узкой прибрежной полосы, маяка и площади перед ним — сюда они не могли сунуться из-за губительного огня с башни маяка.
Но с рассветом в ходе боя произошел крутой перелом. Реввоенсовет и военное командование разобрались в обстановке, разработали план ответного удара. Красноармейские части, сосредоточившиеся за маячной оградой, под прикрытием броневика перешли в наступление. С моря по городу ударили орудия "крейсера" "Милютин". Бандиты не отдавали без боя ни одной улочки, ни одного дома. И когда красноармейцы занимали дом, они снова и снова бросались в атаку, пытались выбить их оттуда. Иногда это удавалось. Некоторые дома по нескольку раз переходили из рук в руки. Бандиты не считались с потерями. Боясь гнева своих начальников, они отчаянно шли на смерть.
К вечеру красноармейцы все же потеснили противника, освободили центральную крепостную часть города. Бандиты отступили и окопались на окраинах.
И все-таки Ленкорань держалась…
Сергей пришел в Ленкорань ни свет ни заря. Он спешил застать Ширали Ахундова дома, пока тот не ушел: уйдет — ищи ветра в поле.
Город еще хранил свежие следы недавнего боя с мусаватистами. Тут и там чернели пепелища, от них несло горьким запахом гари. Пожары еще продолжались, горели дома, покинутые жильцами, и никто их не тушил. Черный дым облаком стлался над городом.
Ахундова дома не было, оказывается, он еще вчера ушел в тыл мусаватистов, в горный отряд Гусейнали. "Расскажет Салману о моем папке", — подумал Сергей. В Реввоенсовет идти было рано, и Сергей направился к Беккеру.
Беккер и удивился, и обрадовался Сергею.
— Сережка, Червон, ты когда вернулся? Как там, в Привольном?
Сергей вкратце сообщил обо всем, что там произошло, и спросил:
— Федя, ты знаешь, как погиб мой отец?
— Знаю, дружок, знаю, — опечалился Беккер.
— Расскажи мне, я должен знать.
— Да, ты должен это знать, — кивнул Беккер.
И вот что он рассказал.
За пять дней, что Ширали Ахундов и Владимир Морсин ходили по талышским селам Ленкоранской низменности, занятой бандами мусаватистов, и настраивали сельские отряды и дружины самообороны, чтобы те ударили по бандам с тыла и шли на соединение с ленкоранскими красноармейскими частями, они крепко подружились. Ахундов знал Морсина со времени его приезда в Ленкорань весной прошлого года. Больше того, Морсин был одним из тех, кто три месяца назад рекомендовал Ахундова в ряды большевистской партии. Но особенно Ахундов проникся большим уважением к Морсину теперь, узнав, что тот уже семь лет состоит в партии; что он не только плавал вместе с Ульянцевым на крейсере "Россия", но и дружил с ним; работал в Петроградской партийной организации и вернулся в Баку по ходатайству Алеши Джапаридзе, который и направил его в Ленкорань.
— Ты и с Лениным знаком? — поинтересовался как-то Ахундов.
— Не-е… Я только издали видел его. В апреле семнадцатого года мы, группа кронштадтских моряков, встречали Владимира Ильича на Финляндском вокзале. А вот Тимоша знал его…
Накануне, когда они возвращались из села Вель, им встретился дальний родственник Ширали из селения Герматук. От него узнали, что банды Мамедхана нет сейчас в селе, ушла куда-то. И Ахундов предложил Морсину побывать в Герматуке.
Придя в село, они собрали аксакалов на площади перед цирюльней, и Ахундов начал рассказывать им о том, как крестьяне других сел возделывают земли, отобранные у беков и ханов. Селяне слушали его хмуро, недовольно. Ну зачем Ширали травит им душу? Разве он не знает, как дорого обошлась им попытка сделать то же самое? Месяц назад Мамедхан ворвался в село, приказал напихать земли в рот аксакалу Агагусейну-киши, а многих из них велел перепороть.