Лодки уходят в шторм
Шрифт:
То ли слова Матвеева обнадежили женщин, то ли миролюбивый тон его подействовал успокоительно, а только они не стали больше кричать и греметь посудой. Возбужденно гудевшая толпа начала постепенно рассасываться, распадаться на маленькие группки оживленно разговаривавших женщин. Многие сразу же ушли, иные еще долго стояли перед домом, спорили, никак не могли успокоиться. Наконец ушли и они…
Не прошло и часа после "бабьего бунта", как во дворе появился всадник, тот самый солдат-вестовой, который прислуживал офицерам и сообщил Хошеву о прибытии девушки-парламентера. Он устало сполз с лошади, прошел в "штабной" дом и, узнав, кто старший, передал
Матвеев отпустил солдата, распечатал конверт и прочел вслух:
— "Ленкорань пала. Ваше сопротивление бессмысленно. Во избежание лишних жертв предлагаем сложить оружие и выдать ленкоранских комиссаров и местных большевиков. В противном случае Привольное будет уничтожено. Всем, кто сложит оружие, гарантируем жизнь и свободу…"
Матвеев бросил письмо на стол, не дочитав до конца, обвел долгим взглядом членов Комитета обороны.
— Что скажете, товарищи?
Ломакин смотрел на мрачные лица товарищей, видел, как они отводят глаза, и понимал, что после "бабьего бунта" весть о падении Ленкорани, на помощь которой они все-таки очень рассчитывали, окончательно сломила их стойкость, волю к сопротивлению врагу. А что будет, когда эта весть расползется по передовой, среди красноармейцев и партизан? Ведь и без этого там черт знает что происходит… Да, Ломакин понимал состояние товарищей, но сознавал и то, что ничего не сможет предпринять, чтобы изменить ход событии, предотвратить трагическую развязку. Не в его это силах.
— Так что скажете, товарищи? — нарушил затянувшееся молчание Матвеев.
Никто не откликнулся.
— Лично я думаю, — сказал он, — что ленкоранским комиссарам, да и нам, местным большевикам, надо уходить.
— Куда уходить? — вскочил Ломакин. — Что ты говоришь, Абрам? Ты предлагаешь капитулировать? Сложить оружие? Сдаться на милость врага?.. Да лучше с честью умереть в бою, чем принять такой позорный ультиматум! Пусть предатели революции прячутся под юбками баб, а мы… — Он не успел закончить: в кабинет ворвались запыхавшиеся Сергей и Яша.
— Дядя Сережа, буза на передовой! — выкрикнул Сергей.
— Что там делается, что там делается! — затараторил Яша.
— Ну так что там происходит? — резко спросил Ломакин, недовольный тем, что слишком много неожиданностей случилось в этот злосчастный день: "бабий бунт", ультиматум, а теперь еще какая-то "буза" на передовой. — Говорите, только кто-нибудь один.
Сергей начал рассказывать, и вот что услышали члены комитета.
Оказывается, после бунта некоторые женщины пошли не домой, а за село, в окопы, в расположение 2-й роты, состоявшей преимущественно из солдат-привольненцев, стали звать мужей домой, уверяя, что Матвеев обещал кончать войну и распустить отряд. Одни мужья гнали своих жен: "Не твое бабье дело, не суйся куда не следует!" Другие покорно уходили с ними домой. Командир и комиссар роты, пытавшиеся удержать дезертиров, слышали в ответ слова, пущенные Жабиным: "А мне что, больше всех надо? Кто хочет, пусть стреляет, а с меня хватит!"
Об ультиматуме Хошева на передовой узнали раньше, чем в Комитете обороны: бойцы остановили гонца, и тот своими словами пересказал его содержание. Бойцы 2-й роты переполошились, их охватила растерянность и замешательство. Сразу же члены солдатского комитета с бумажкой и огрызком карандаша стали обходить бойцов, собирать подписи за полное прекращение военных действий. В 1-й роте, более дисциплинированной и стойкой, где было немало красноармейцев, пришедших на Мугань из Баку, не стали слушать сборщиков подписей, отказались от прекращения огня, прогнали членов солдатского комитета 2-й роты. А там продолжалась "буза". Не прошло и часа, как 2-я рота в полном составе ворвалась в расположение первой и после короткой стычки разоружила её. Командиров, комиссаров и батарейцев взяли под стражу, вытащили замки из орудий. Во время этой схватки то и дело слышались выкрики: "Братва, кончай воевать! Громи комиссаров! Айда в штаб!.."
Сергей еще не закончил своего сообщения, как в коридоре загромыхали башмаки и десятка два бойцов ворвались в комнату.
— Ни с места! — крикнул кто-то из них. — Если кто пошевельнется, будем стрелять!..
— Солдатский комитет постановил прекратить войну, а вас, которые пришлые, арестовать, — заявил другой.
— Предатели! — Ломакин выхватил револьвер, но двое бунтовщиков навалились на него, скрутили руки.
— А ну, выкладывай оружие! Будет, покомандовали! — выкрикивали бунтовщики, и трудно было понять, кто из них главный. Они разоружили членов Комитета обороны, увели Ломакина и военных специалистов, присланных ревкомом, а остальным сказали:
— Ну, а вы ступайте куда глаза глядят…
Члены Комитета обороны Матвеев, Пономарев, Горбунов, а вместе с ними Сергей и Яша вышли на улицу, сопровождаемые насмешливыми и колкими репликами бунтовщиков. Они понимали, что сами только случайно избежали ареста, но хошевцы, ворвавшись в село, поспешат исправить их ошибку.
— Ты был нрав, Абрам, нам надо уходить, — сказал Пономарев. — Эти предатели только по глупости не арестовали нас. А может, пощадили как односельчан…
— Да, теперь уж тут делать нечего, — поддержал его Горбунов. — Сергей говорил, что войска из Ленкорани должны эвакуироваться на остров Сару. Подадимся и мы туда.
— Как мы посмотрим в глаза ленкоранским товарищам? — спросил Матвеев, ни к кому не обращаясь.
— А что мы могли сделать? — вопросом на вопрос ответил Горбунов. — Бунт, он вроде селевого потока; прорвал запруду — и давай крушить все на своем пути. Небось многие из этих бунтовщиков, подхваченных потоком, сами не осознают, что они сделали…
— Что теперь говорить? — перебил Пономарев. — Борьба еще не кончена. Сегодня их взяла, завтра наша возьмет.
— Надо бы домой заскочить, — подсказал Горбунов. — Оружие прихватить, у кого что есть… ну, и попрощаться со своими.
— Это верно. Ровно через час встречаемся у переправы, — сказал Матвеев. — И других товарищей оповестите, кто захочет уходить.
Все разошлись. Сергею некуда было идти, и он вместе с Яшей направился к переправе на Гей-Тепе. Там он снял с себя портупею и вместе с буденовкой протянул Яше:
— Возьми на память. Спрячь пока. Вернется Красная Армия, наденешь, выйдешь встречать.
— А ты не вернешься?
— Конечно вернусь. А куда же я денусь… если не убьют.
— Ну ты что, ты что?..
В назначенное время у переправы собралось человек пятнадцать. Матвеева все не было. Время не терпело, его не стали ждать. Переправившись через обмелевшую реку, подались к болотам, к рисовым плантациям.
Отряд беломуганцев во главе со штабс-капитаном Могилевским прискакал в Привольное сразу же, как только в Пришибе стало известно о бунте.
Могилевского провели в сарай, где сидели арестованные. В полумраке он присмотрелся и, узнав Ломакина, довольно хмыкнул.
— Видите, как все обернулось. Не пожелали миром… Вы, кажется, однажды уже побывали в Петровске? Бежали?