Лодки уходят в шторм
Шрифт:
— Пусть он всегда будет при вас как символ Советской России, — сказал он.
Крепкие мужские рукопожатия, скупые напутствия, и катер медленно отвалил он причала, вышел из Кутума в Волгу, взял курс на юг. Остались позади астраханские огни, проплыли мимо волжские берега. Вскоре "Встреча" вышла в открытое море.
Летняя ночь усеяла черное небо россыпью крупных, мерцающих звезд. Из мрака водного простора повеяло прохладой. Ветер крепчал, волнение Каспия усиливалось.
Катер приближался
Коломийцев вошел в рубку. Комов стоял у штурвала, напряженно всматривался в темноту.
— Акулы ждут? — спросил Коломийцев, указав на темные силуэты кораблей.
— Ждут…
— Вели ребятам готовить гранаты. И пулемет расчехлить. Прикажут подойти — откроем огонь, закидаем гранатами и уйдем. Шторм начинается, не отважутся погнаться за нами.
— А если снарядом накроют? — покосился на него Комов, потом высунулся из рубки, крикнул: — Ребята, ставь паруса! Максим, стоп машина!
Стук мотора оборвался. На мгновение воцарилась оглушительная тишина, потом ее заполнил гул расходившегося моря.
— Примут за рыбаков — не обратят внимания. Ну, а если что…
Затрещали под ветром паруса, катер понесло, зашвыряло с гребня на гребень.
Вскоре темные громады кораблей остались позади.
Шторм разыгрался вовсю. Скрипели мачты — вот-вот обломятся. Перегруженный, глубоко сидевший в воде катер заливало водой, ее не успевали выкачивать.
На всякий случай Комов держал катер ближе к восточному берегу.
На рассвете из туманной мглы выплыли очертания еще одного сторожевого судна. Катер несло прямо на него. Комов дал команду срочно переставить паруса и направить катер в открытое море. На судне заметили маневр, ударили из орудия. Коломийцев ликовал как ребенок, когда снаряды ложились за кормой и подымали столбы вспененной воды…
Шторм утих на третьи сутки под вечер.
Среди ночи Коломийцев проснулся, поднялся на палубу. Комов уже был в рубке.
— Чего не спите, Иван Осипович?
— Так. Не спится…
Подошел машинист Тутин:
— Командир, смазка кончается. На час ходу едва хватит.
Комов молча кивнул. Тутин постоял и, не дождавшись ответа, ушел.
— Почему не запаслись в Астрахани? — удивился Коломийцев.
— В Астрахани ни грамма минерального масла. Мазут и то чуть ли не мензуркой отпускают. А он расходуется быстро, — ответил Комов. — Машина просто жрет его. Заменили мыльной эмульсией, и та на исходе…
— Стало быть, ляжем в дрейф, пока англичане не возьмут на буксир? — сыронизировал Коломийцев.
— Пойдем под парусами с попутным, — спокойно ответил Комов.
— А если заштилит? Наляжем на весла, как галерные рабы?
— Весел нет… — невозмутимо ответил Комов, глядя в бинокль.
Коломийцев присмотрелся и различил в предрассветных сумерках черную полосу земли.
— Берег? — спросил он.
— Остров Жилой.
— Это недалеко от Баку?
— Часа три ходу.
Коломийцев взял бинокль из рук Комова и увидел на острове несколько продолговатых строений.
— Рыбачий остров?
— База Каспфлота, — тем же бесстрастным тоном ответил Комов.
— Военная? — насторожился Коломийцев.
— Топливная…
— Что же ты сразу не скажешь? — Коломийцев весь преобразился, глаза его озорно заблестели, он принялся часто приглаживать волосы. — Вот где мы разживемся смазкой!
— А как же! — ухмыльнулся Комов. — Только нас они и ждут.
— Вот что, прикажи замазать бортовое название катера, — живо заговорил Коломийцев. — Держи курс на остров!
— Зачем лезть на рожон, Иван Осипович? Дойдем как-нибудь.
— Не медли, Федя, делай, что тебе говорят! — Он выскочил из рубки: — Ребята, готовь канистры!
Коломийцев вбежал в каюту, растолкал спавшего Германа:
— Отто, вставай, надевай френч, пойдем на берег за топливом! — и убежал.
Герман со сна не понял, что происходит, куда они пойдут в открытом море, но быстро оделся и поднялся на палубу.
Монотонный стук мотора оборвался, катер остановился, загремела якорная цепь, качка усилилась.
— Почему стали?
Услышав голос Коломийцева, Комов оглянулся и невольно вздрогнул: перед ним стояли деникинский и английский офицеры.
— Ближе не подойдешь, мелководье, — объяснил Комов.
— Тогда спускай лодку! — приказал Коломийцев.
— Так нет ее, лодки-то…
— Ну что ты будешь делать! — досадливо всплеснул руками Коломийцев. Потом измерил взглядом расстояние до берега, где смутно вырисовывались деревянные бараки и небольшие домишки с темными окнами. Он решительно сбросил китель, принялся стаскивать сапог.
— Ты что надумал, Иван Осипович? — встревожился секретарь миссии Руманов-Асхабадский, разбуженный шумом на палубе.
— Пригоню лодку…
— Не дело говорите, Иван Осипович, — обиделся Комов. — А ну, братцы!
Матросы начали раздеваться.
— Один управлюсь! — Машинист Тутин, раздевшись раньше других, прыгнул за борт. Раздался шумный всплеск, и темнота поглотила матроса.
Томительными казались минуты ожидания. Люди на борту до рези в глазах всматривались в темноту, чутко прислушивались к тишине. Только чавкала вода возле борта. Но вот наконец послышался плеск весел, и немного погодя рыбачья лодка-подчалок глухо ткнулась о борт катера.