Лоенгрин, рыцарь Лебедя
Шрифт:
А этому Лоенгрину даже не пришлось доказывать свое рыцарское происхождение. Благородного человека, как говорится, видно сразу. Как держится, говорит, двигается – сразу видно, что рыцарь, благородный рыцарь, который постоянно следит за каждым словом и каждым жестом.
«Буду таким же, – поклялся себе Нил молча. – И, глядя на меня, тоже будут говорить: благородный рыцарь, отважный и учтивый, разве что малость… резкий и не всегда сдержан, но его манеры перевешивают его крохотные недостатки, посмотрите, как он держится, как едет, гордо откинувшись всем корпусом и уперевшись кулаком в бок…»
Он отдался мечтам, вздрогнул, когда под копытом резко щелкнула сухая ветка. Сверху пала густая тень, яркий день остался за спиной, над головой снова тихо переговариваются исполинские ветки, касаясь одна другой, а сами стволы, похожие на колонны лесного храма, удерживают многоэтажную массу веток, где в зелени вьют гнезда птицы, устраивают логова звери, где свой мир…
Деревья придвинулись, обступили и сомкнулись за их спинами. Солнечный свет померк, воздух стал прохладным и влажным. Сухой стук копыт затих, толстый слой преющих листьев прогибается беззвучно. Иногда под копытами влажно чавкает, брызгает зеленая слизь, там почти такой же толстый ковер зелено-красного мха, недоброго даже с виду, как и на деревьях.
Нил часто вскрикивал, его руки мелькали, как крылья ветряной мельницы под порывами ветра: крестил себя, крестил коня, деревья, землю, которую топчут конские копыта. Глаза стали как блюдца, а цветом лица мог потягаться с первым снегом.
– Ваша светлость, – проговорил он дрожащим голосом, – страшно-то как…
– Чего? – обронил Лоенгрин.
– Ну, лес страшный…
Лоенгрин хмыкнул, промолчал. В отличие от испуганного оруженосца он видел и страшных сов, затаившихся в глубине древесных пещер, никогда таких огромных не встречал, и куниц, что размерами крупнее рыси, и странные тени, что проплывают вдали за деревьями, но не уходят, следят, даже неотступно следуют справа и слева, не приближаясь и не отдаляясь.
– Говорят, – проговорил Нил и перекрестился, – там в глубине вообще живет дракон.
– А кто-нибудь его видел? – спросил Лоенгрин.
– Нет, но говорят…
Лоенгрин пожал плечами.
– Если и есть там дракон, то очень уж мелкий.
– Почему мелкий?
– А ты посмотри на деревья. Растут плотно, крылатому дракону ни взлететь, ни сесть.
– А если не крылатый?
– Тогда деревья были бы ободраны его боками. Крупному зверю пришлось бы далеко бегать за добычей. Между деревьями протискиваться надо… Мы едем медленно и то задеваем сапогами!
Нил представил себе, как дракон догоняет оленя, костяной панцирь задевает дерево и срывает кору так, что если бедное дерево и не засохнет, то рана останется на всю жизнь. Он зябко передернул плечами, хотя таких деревьев не увидел, но испуганный мозг рисует картинки одна страшнее другой.
– А вот эти зверюшки нравятся еще меньше, – произнес Лоенгрин и уточнил: – Мне. А тебе… не знаю.
Вдали за деревьями послышался наполовину свист, наполовину шипение. Нил ощутил странное оцепенение во всем теле, зябко повел плечами и начал оглядываться во все глаза, но не увидел, о ком говорит его господин.
Свист стал громче, начала кружиться голова, а деревья перед глазами качнулись и расплылись в неясные силуэты. Нил тряхнул головой, все стало на свои места, только свист усиливался, а шипение опустилось до уровня земли, почти не слышно, однако от него тело оцепенело, будто на морозе.
Из-за дальних деревьев появились странные темные существа, Нил никак не мог разглядеть, с глазами что-то творится, свист и шипение все громче, руки совсем застыли…
Он с огромным трудом коснулся пальцами рукояти меча, холодная и чужая, напрягся, стиснул челюсти и с огромным трудом вытащил до половины, и в это время тело застыло, превратилось в глыбу льда.
Лоенгрин покосился в его сторону, оруженосец превратился в неподвижную статую, рот раскрыт в беззвучном крике, но пальцы, что вытащили меч из ножен до половины, так и остались там, словно приклеенные. Даже конь застыл с поднятой для шага ногой.
Лоенгрин не двигался, вышколенный конь стоит смирно, даже ухом не шевелит. Темные фигуры выходят из-за деревьев, медленно и тяжело переваливаются на ходу, словно в клочьях темного тумана внизу прячутся короткие задние лапы.
Не будь нежитью, они бы выглядели вставшими на дыбы исхудавшими медведями, только пасти шире, а зубы блеснули мелкие, как у рыб, к тому же в два или даже в три ряда.
Конь начал вздрагивать, когда они все вышли на поляну и, окружив застывших всадников, начали сжимать кольцо. Шестнадцать, сосчитал он, за деревьями никого, так что здесь вся стая… Вон мелкие особи, а вон явно самки…
Передние фигуры протянули к нему лапы, все еще темные и с размытыми очертаниями, и тогда лишь Лоенгрин, по-прежнему не шевелясь, сказал громко и отчетливо:
– Лаудетур Иезус Кристос!.. Да сгинет порождение Сатаны!
На поляне вспыхнул белый, режущий глаза свет. Нежить охватило прозрачное пламя, фигуры падали, бились в судорогах, две-три выкатились за пределы поляны, и Лоенгрин пустил туда коня. Его меч сверкал, как молния, нанося удары, а когда с убегающими было покончено, он вернулся и быстро добил остальных.
Нил шевельнулся, голос его был хриплый, все еще скованный диким страхом:
– Ваша милость… как это?
– Просто, – ответил Лоенгрин буднично. – Это ерунда. Поехали дальше, не спи.
Не оглядываясь, он пустил коня между деревьями, оруженосец поспешно ринулся за ним, только оглянулся на поляну, где распластались рассеченные острой сталью тела лесных зверей. Чудесное белое пламя исчезло, но некоторые чудовища успели превратиться в кучу углей, у других мясо прогорело до костей. Самый жаркий огонь был вокруг них двоих, хотя Нил не ощутил жара, а дальше слабел. Вот почему его господин и погнался за убегающими, у тех наверняка сгорел бы только мех…
– Но… как вы? – прошептал Нил, догнав Лоенгрина. – Вы же не ощутили их колдовства?
– Ощутил, – ответил Лоенгрин.
– Но вы могли двигаться?
– Мог, конечно. Если воля сильна, то что такое колдовство?
– Вы не двигались, чтобы не спугнуть?
– Молодец, понимаешь. Да, нужно было, чтобы вышли все.
Нил вспомнил тот ужас, который сковал его уже только при виде этих страшных морд, пролепетал:
– Я бы не смог…
– Смог бы, – утешил Лоенгрин. – Не сразу, но потом.