Лоенгрин, рыцарь Лебедя
Шрифт:
– Ты скоро бы взвыл, – ответил Лоенгрин с сочувствием. – Там рай для язычников, что не знают других радостей, как нажраться и побожекоровиться. Но ты уже христианин, у тебя есть душа… хоть какая-никакая, но все же! Ты, возможно, знаешь радости выше и слаще… Не смотри с таким укором! Ты христианин! Ты хоть знаешь, что это за такое?
Нил пробормотал настороженно:
– Думаю, знаю, но лучше скажите. У вас все по-другому.
– Христианин, – ответил Лоенгрин вдохновенно, – это язычник, узревший свет истинной веры!.. Христианин – это язычник, вдруг увидевший, как рухнули все высокие заборы и все запреты, и мир вдруг оказался бесконечным как в пространстве, так и во времени!..
Нил сказал с опасливым недоумением:
– Запреты? Мне кажется, у христианина запретов ой-ой-ой!.. И чем христианин ревностнее, тем запретов больше…
– Все верно, – сказал Лоенгрин. – Но эти запреты человек принимает на себя сам. Христианин – это язычник… который выше язычника! Но это одновременно значит, что в каждом из нас живет язычник в полной его мере. Ты понимаешь, что это значит?
Нил долго думал, морщил лоб, двигал бровями, даже ушами ухитрился пошевелить, наконец вскричал осторожно:
– Это значит, что все радости язычника нам доступны?
– Ты понял все правильно, – ответил Лоенгрин мирно. – А вот язычнику наши высокие радости непонятны и недостижимы.
– Как вот тем божьим коровкам?
– Ты все понял правильно, – сказал Лоенгрин.
– Спасибо, ваша светлость, – ответил Нил и заметно взбодрился, – мне кажется, быть христианином не так уж и паскудно.
Эльза, коротая время до возвращения Лоенгрина, велела приготовить для него особенно красивую шляпу с пером, сама проследила придирчиво, как ее делают, а также торжественное одеяние с накидкой на плечи золотистого цвета, что символизирует верховную власть в герцогстве и одновременно расширяет плечи, хотя у ее рыцаря в сияющих доспехах и так плечи совсем не узкие, но пусть будут еще шире, теперь это модно.
Свои золотые волосы, обычно целомудренно убранные под платок, сейчас заплела в толстую косу, толщиной с руку взрослого мужчины, та хвостиком почти достигает пола.
В дверь заглянула служанка Алели.
– Ваша светлость, к вам сэр Перигейл!
– Зови, – ответила Эльза радушно.
Перигейл поклонился с порога, и хотя для Эльзы он как второй отец, она всегда чувствовала его заботу, он продолжал подчеркивать, что она – герцогиня, а он всего лишь занятый начальник охраны замка.
– Ваша светлость, – сказал он озабоченно, – я распорядился набрать еще людей для охраны замка.
Она спросила встревоженно:
– Что-то случилось?
– Нет, – ответил он, – все пока хорошо. Просто время неспокойное, а пока наш господин не вернется, лучше, если мы будем настороже.
Она тихо вскрикнула:
– Ой, скорее бы он вернулся!
Перигейл смотрел с нежностью в ее милое чистое лицо, сразу подпадая под детское обаяние ее невинной улыбки, ее застенчивую скромность и стыдливость.
– Все будет хорошо, – сказал он, – по моим прикидкам, он вернется сегодня. Самое позднее – завтра.
Она воскликнула ликующе:
– Ой, поскорее бы он въехал через ворота! Я готова превратиться в птицу, чтобы тут же слететь к нему с балкона, такому суровому и загадочному…
Он удивился:
– Загадочному?
– Ну да, – сказала она, – разве его обет не загадка?.. Я не знаю рыцаря, который не говорил бы направо и налево о своей родословной… А сколько таких, что еще привирают и добавляют себе в предки придуманных героев!..
Перигейл усмехнулся, голос его звучал успокаивающе:
– Моя госпожа… Рыцари часто дают странные обеты. Но они странны только с точки зрения простого человека. Например, лорд Христер Аксселсен положил начало традиции носить цепи во имя данной клятвы, когда дал слово освободить из плена свою сестру леди Каролину. Он тогда повесил тяжелую цепь на левую ногу и так ходил три года, пока не сумел взять замок сэра Эклехарта Сидердорфа осадой и получил сестру.
Она поморщилась.
– Да, я видела у многих такие цепи…
Он сказал ласково:
– Это вошло в моду настолько, что клятвы дают и по пустякам. Иногда, мне кажется, некоторые начинают носить цепи просто для того, чтобы выглядеть серьезнее, романтичнее и значительнее.
– Значительнее?
Он кивнул.
– Но вообще-то это хорошо, когда дают обеты и стараются их выполнить.
– Но какой обет может быть у Лоенгрина? Почему он скрывает свое происхождение?
Он сдвинул плечами.
– Моя госпожа, вовсе не обязательно, чтоб это было нечто дурное. Хотя мы привыкли, если человек что-то скрывает, то обязательно дурное. Уверяю вас, рыцари иной раз скрывают и хорошее, смиряя гордыню или спесь.
Она прошептала, заламывая руки:
– Господи милостивый и благодатный! Сделай так, чтобы было именно так!
Часть III
Глава 1
Сэр Перигейл оказался более чем прав: рыцарь Лебедя появился в поле зрения часовых на башне в тот же день ближе к закату. Ярко и страшно заблистали грозным пурпуром его доспехи в свете заходящего солнца, сердца воинов замка Анвер затрепетали в радостном предчувствии.
Внизу ринулись распахивать для них ворота. Рыцарь и оруженосец въехали гордо и красиво. Даже Нил, которого все знают как облупленного, держится с таким достоинством, что каждый понимает: вернулись с победой.
Эльза выбежала навстречу, Лоенгрин ласково обнял, хотел поцеловать, но она застеснялась множества людей, спрятала лицо у него на груди, а он подхватил ее на руки и понес в покои.
– Как ты? – прошептала она.
– Все расскажу, – успокоил он.
На другой день уже с утра жизнь в замке кипела так, словно в отсутствие молодого герцога вообще здесь все замерло.