Логике научного исследования
Шрифт:
типа парадокса лжеца («Я сейчас лгу») или парадоксов, обнаруженных Расселом, Ричардом и други-
ми, требуют для своего решения использования метода лингвистического анализа с его известным
разделением лингвистических выражений на выражения, обладающие значением (или «правильно
построенные»), и на бессмысленные выражения. Это верное мнение было соединено с ложной верой
в то, что традиционные проблемы философии возникают из попыток решить философские парадок-
сы,структура
фии. Ошибочность этого утверждения продемонстрировать не так уж трудно. Для этого достаточно
обратиться к помощи логического анализа. Последний без труда покажет нам, что некоторого рода
рефлексивность или самоотнесенность (self-reference), характерные для всех логических парадоксов, совершенно отсутствуют во всех так называемых философских парадоксах, даже в кантовских анти-
номиях.
Основной же причиной превознесения метода лингвистического анализа, по-видимому, является
следующая. Пришло время, когда многие философы почувствовали, что «новый метод идей»,пред-
ложенный Локком, Беркли и Юмом, то есть психологический, или, скорее, псевдопсихологический, метод анализа наших идей и их чувственного происхождения, следует заменить более «объектив-
ным» методом, менее связанным с генетическими факторами. Эти философы решили, что вместо
«идей», «образов» и «понятий» следует анализировать слова, их значения и способы использования, 8
вместо «мыслей», «мнений» и «взглядов» — суждения, высказывания и предложения. Я готов при-
знать, что эта (17:) замена локковского «нового метода идей» на «новый метод слов» была несомнен-
ным прогрессом, и она в свое время была настоятельно необходимой.
Вполне понятно, что многие философы, видевшие в свое время в «новом методе идей» единствен-
ный истинный метод философии, могли при этом прийти к убеждению, что единственным истинным
методом философии теперь является «новый метод слов». Я решительно не согласен с этим сомни-
тельным убеждением. Приведу по его поводу только два критических замечания. Прежде всего, «но-
вый метод идей» никогда не считался главным методом философии, не говоря уже о том, чтобы быть
ее единственным истинным методом. Даже Локк ввел его только как метод для рассмотрения некото-
рых предварительных вопросов (предваряющих изложение науки этики), а Беркли и Юм использова-
ли его в основном как орудие для ниспровержения взглядов своих противников. Их интерпретация
мира — мира вещей и людей, — которую они стремились оставить нам, никогда не основывалась на
этом методе. Он не был основанием религиозных взглядов Беркли или политических теорий Юма
(хотя в работах последнего он и использовался для обоснования его версии детерминизма).
Самое же серьезное мое возражение против убеждения в том, что «новый метод идей» или «новый
метод слов» являются главными методами эпистемологии, а может быть, по мнению некоторых, и
всей философии, заключается в следующем.
К проблематике эпистемологии можно подходить с двух сторон: (1) как к проблемам обычного, или обыденного, знанияили (2) как к проблемам научного знания.Философы, тяготеющие к первому
подходу, совершенно верно считают, что научное знание не может быть не чем иным, как расшире-
нием обыденного знания. Однако они при этом ошибочно считают, что из двух указанных видов зна-
ния легче анализировать обыденное знание. Таким образом, эти философы стали заменять «новый
метод идей» анализом обыденного языка,то есть языка, в котором формулируется обыденное знание.
Они заменяют анализ зрения, восприятия, познания, убеждения анализом фраз: «Я вижу», «Я вос-
принимаю», «Я знаю», «Я считаю», «Я утверждаю, что это вероятно» или анализом, например, слова
«возможно».
Тем, кто признает правомерность такого подхода к теории познания, я отвечу следующим обра-
зом. Хотя я согласен с трактовкой научного знания как расширения обычного, или обыденного, зна-
ния, я считаю, что самые важные и наиболее волнующие проблемы эпистемологии должны остаться
совершенно незамеченными теми, кто ограничивает себя только анализом обычного, или обыденно-
го, знания или анализом способов выражения знания в обыденном языке.
В связи с этим я хочу сослаться на один из примеров проблем, которые я прежде всего имею в ви-
ду, а именно на проблему ростанашего знания. Небольшого размышления достаточно для того, что-
бы понять, что большинство вопросов, связанных с ростом нашего знания, (18:) с необходимостью
выходят за рамки любого исследования, ограниченного рассмотрением обыденного знания как про-
тивоположного знанию научному. Наиболее важный способ роста обыденного знания заключается
именно в превращении его в научное знание. И, кроме того, ясно, что рост научного знания является
самым важным и интересным примером роста знания.
При рассмотрении этого вопроса следует помнить, что почти все проблемы традиционной эписте-
мологии связаны с проблемой роста знания. Я склонен заявить даже нечто большее: от Платона до