Логово
Шрифт:
Майор, Стас, Оленька ржали уже в голос, представив, какая жизнь началась у незадачливого Цвигайлы среди острой на язык спецуры. Даже Надежда засмеялась, но все равно не поверила:
— Врешь ты все, Мишаня. Что я, медведей в зоопарке не видела? Эту тушу и под кумаром за человека не примешь — здоров больно.
— Так это ты же наших медведей видела! Или сибирских! А кавказские — маленькие, килов по сотне, по сотне с небольшим! У них там со жрачкой не густо. Наш лося задерет — вот те и калории для росту. А тамошние больше ягодами да фруктами пробавляютя… Мелкие.
— Что же Цвигайло твой тогда свалился?
— А ты бы увидела сама, как вот так вот, на глазах, человек в зверюгу превращается! Морду-то оскаленную при вспышках хорошо разглядел… Думаешь не сомлела бы, такое увидев?
Надежда пожала плечами. Ей действительно не приходилось видеть человека, превращающегося в зверя. Остальным, впрочем, тоже…
— А вот случай еще был… — Миша попытался было без перехода начать новую байку, но Лисовский не позволил:
— Хватит. Время операции меняется. Переносится на три часа вперед. Начинаем не в три тридцать, но в половине первого. Так что все, готовимся к выдвижению.
— Но почему? — недоуменно спросила Оленька.
— Да так… Интуиция подсказывает, — туманно ответил майор.
Больше ни у кого вопросов не было. Интуицию Лисовского уважали все.
Глава 9
Сев в подобравший его «пазик», Эскулап понял, что далеко не уедет. Даже до Артемовска не доберется, не то что до Петербурга. Время вышло, в песочных часах падают последние песчинки… Находку придется использовать на месте. Рискнуть всем — и использовать.
Впрочем, какой прием ждал бы его в Питере, можно было только подозревать. Вполне вероятно, что пользоваться жидкостью из флакончика там бы не пришлось…
Значит, надо найти подходящее место — и как можно быстрее. Какое-нибудь безлюдное строение. Рыбачью или охотничью избушку, или покинутую метеостанцию — они почти все сейчас покинуты, или вагончик, брошенный геологами… Лишь бы не было чужих глаз вокруг. Чтобы можно было сложить вещи и чтобы нашлось, куда вернуться, если опыт удастся… А он удастся, теперь Эскулап почти не сомневался, — хотя еще полгода назад подобное предположение его бы развеселило: глотать в антисанитарных условиях подозрительное пойло, унаследованное от умершей тридцать лет назад бабки-ведьмы? — не смешите!
И все-таки…
Если первый эксперимент удастся поставить не на себе… Насколько он понял, буквы в рецепте «ЗЛТН», надчеркнутые титлом, значат «золотник», то есть чуть больше 4 граммов, — значит, порций во флаконе три, а то и все четыре… Можно одну пожертвовать для опыта. Люди ведь и в безлюдных местах встречаются. И нередко в одиночку…
Наевшись, Ростовцев обрел дар речи. И его слова напугали Наташу больше, чем упорное молчание.
— Еда. — Окровавленный палец генерального директора ткнулся в жалкие остатки растерзанной и обглоданной туши. — Хорошо. Хочу.
Наташа смотрела на него с ужасом. Потом попробовала заговорить — медленно, ласково, как с ребенком. Результат удручил. Ростовцев ее не узнавал. Обращенных к нему речей не понимал — выхватывал отдельные слова и иногда отвечал на них, в основном совершенно бессмысленно. Фразы его состояли из одного, максимум двух слов. Постоянно требовал еды. И как-то нехорошо посматривал на Наташу. Как-то слишком заинтересованно.
Руслан не понимал, в чем дело. За годы близкого общения с ликантропами ничего даже близко похожего ему видеть не приходилось. Оставалось единственное средство — повторить инъекцию антидота. Если понадобится — сделать вторую, и третью — пока полу-человек, полу-зверь не выйдет из этого промежуточного состояния. Если вообще выйдет… Шприц-тюбиков у Руслана осталось три. Три последних. Самых последних.
И он пребывал в больших сомнениях, как их лучше истратить.
— Еда! Хочу!!! — в голосе Ростовцева послышались грозные, рычащие нотки. Наташа в испуге отодвинулась.
Руслан принял решение.
— Вот что, Наталья Александровна, — сказал он медленно, с расстановкой. — Давайте, наконец, определимся. Или вы мне верите — целиком, до конца, — и в то, что я вам сообщил, и в то, что я не хочу плохого ни вам, ни Андрею. И готовы рассказать ему все, что видели, подтвердить мои слова. А он не захочет слушать, — кому захочется слушать о себе такое, — придется долго убеждать и доказывать… Или…
Он сделал паузу.
— Что — или?
— Или наши дороги расходятся. Андрей на ногах, более-менее транспортабелен… Можете идти с ним к докторам, в милицию, куда хотите. Если кто-нибудь поможет, буду рад. А я попробую выбраться в одиночку. Нельзя плыть в одной лодке, если каждый гребет в свою сторону.
Он замолчал. Смотрел в упор своими кошачьими глазищами.
Она тоже молчала. Долго. Увидеть глазами, как любимый человек превращается в животное, — можно. Понять умом объяснение этого — тоже можно. А вот принять сердцем…
— Решайте, Наталья Александровна, — нарушил молчание Руслан. — Верите — или нет?
— Зови меня Наташей, — сказала она. — Тебе ведь давно хочется…
Он взглянул на нее удивленно и пристально, и понял — верит.
Она вздохнула:
— Что мы должны сделать?
…После трапезы силы отчасти вернулись к Ростовцеву. И немалые. На дистрофика, попытавшегося задушить Руслана тряпично-вялыми пальцами, он похож уже не был. Почувствовал проколовшую кожу иглу, одним движением отшвырнул и шприц, и державшего его человека. Но содержимое Руслан выдавить успел.
— Больно, — пожаловался Ростовцев. — Плохо.
Они подождали результата. Секунды капали. Изменений не было. Вместо них снова начались требования еды. Руслан достал второй шприц-тюбик. Обнадежил:
— Плохо не будет. Будет хорошо. Еда — потом…
Третья инъекция не потребовалась. Ростовцев опустил веки, расслабился, как будто собирался уснуть… Но дышал часто и неглубоко. Минут через пять открыл глаза снова… И заговорил:
— Где я? Что происхо… Наташа?! А это кто?
Она не ответила. Она зарыдала. Смеркалось.