Логово
Шрифт:
Кое-кто из них знал непозволительно много. И, по как-ой-либо случайности угодив в руки поджидаемых сегодня диверсантов, мог наговорить лишнего,
Поэтому за три с лишним часа до времени «Ч», сообщенного «двадцать седьмой», трое прибывших с пополнением бойцов прошлись, собирая специалистов, по бывшим казармам, разделенным ныне тонкими дощатыми перегородками на комнатушки. И без особого шума и суеты, группами по пять-шесть человек отправляли персонал в подземный командный пункт, переоборудованный из единственного уцелевшего на Объекте бомбоубежища. Не попал туда лишь Деточкин, срочно вызванный на связь с Питером.
Пятерых последних никуда не отправили, — троим, спавшим, резанули ножами по горлу, зажав рот ладонью. Двух бодрствующих положили из бесшумок.
Трое из этой пятерки считались активными сторонниками Генерала. Еще один, знавший очень много, ни в какую не желал продлить контракт с «ФТ-инк». Пятым — непонятно за что — пострадал выдававший себя за ксенопсихолога алкоголик.
…В бомбоубежище оказалось тесновато. Рассчитанное на сто двадцать человек, оно в позднейшие времена было разделено — не совсем справедливо — на командный пункт, комнаты для отдыха начальства и крохотный общий зал для личного состава. В последнем помещении (первом от входного тамбура) и собрались ничего не понимающие специалисты.
Курили, вполголоса переговаривались. В тусклом свете единственной лампочки рассматривали украшавшие стены старые плакаты. «Отделение в обороне», «Неполная разборка-сборка АКС-74», «Поражающие факторы ядерного взрыва», — в общем, не Дрезденская галерея.
И не могли взять в толк, что происходит. Спрашивали у троицы мрачных парней с автоматами — те были лаконичны: приказ.
На самом деле и они не понимали, что творится наверху. Выходили к наружной бронедвери, отдраивали окошечко-амбразуру, прислушивались… Судя по доносящимся звукам, происходило нечто не запланированное.
Попробовали связаться с Мариком — неудачно. С парнями у вертолетной — тот же результат.
Наконец, по местной линии дозвонились до главного КПП — что, мол, происходит? Хриплый, сорванный голос рявкнул: «…здец происходит!!!» — и трубку на другом конце линии бросили. На повторный звонок туда же не отреагировал никто…
Посовещавшись, решили — одному надо сходить на разведку. Может, давно пора рвать когти, а не просиживать штаны тут, в железобетонной мышеловке… Стали тянуть на спичках.
…Тварь — та, что так и не смогла вышибить забаррикадированную дверь штаба — подыхала. От банального голода. Слишком много сил ушло на регенерацию повреждений, нанесенных несколькими очередями в упор. А до спрятавшейся в каменной берлоге еды добраться не удалось…
Зверь потащился из последних сил (со стороны это выглядело стремительными прыжками) на поиски более доступной добычи. И натолкнулся на след — свежий, широкий, четкий… Много, очень много так необходимого ему мяса прошло здесь — и совсем недавно… Ликантроп поковылял по следу.
Протаранить броневую дверь бомбоубежища он не стал пытаться. Залег неподалеку, ожидая своего шанса.
Глава 12
Прикинуть, как поймать неведомую тварь, майор и Петрусь не успели. И отдать приказ второй группе подтягиваться к точке рандеву Лисовский не успел — лишь один раз надавил на кнопку вызова.
Все получилось быстро. Отрывочно. Скомкано.
Рядом, за кустами, — рык. Они вскидывают стволы.
Смазанная тень — в воздухе, высоко.
«Беретты» пляшут в руках. Свинец буравит воздух. Мимо. Слишком быстро — мозг не успел перестроиться на воздушную цель.
Тварь обрушивается — на них. Майор отброшен, слышит хруст в своем правом плече. Кошкой вскакивает. Петруся нет, Петрусь погребен под тушей. Но продолжает стрелять. Косматая груда содрогается.
Майор перехватывает «Беретту» левой — и в упор. В бок, в голову…
Зверь воет. И только.
Да заколдован он, что ли?
Патроны кончаются, одной рукой магазин не сменить. Черт! Где-то тут валялись автоматы убитых, рядом нет, искать некогда… Майор выдергивает нож.
Взрыв. Глухой — граната стиснута между телами.
Зверь отшвырнут. Подыхает. Лапы слабо скребут землю. Вместо воя — поскуливание.
Майор бьет ножом, забыв, что трофей нужен живым. Пытается нащупать артерию в сплетении чудовищных мышц. Не находит и тыкает наугад — раз, другой, третий… По туше прокатывается судорога — затихающая. Нож входит туго, как топор в сучковатое полено, и на очередном ударе застревает. Липкая рукоять скользит в пальцах — не вынуть.
Скулеж смолкает. Лапы неподвижны. Сдох.
Вместо живота — кровавая яма, но Петрусь еще жив. Ненадолго. Майор надеется, не желая сам себе признаться в этом, что ненадолго. Живых спецназ не бросает. Никогда.
Откуда-то — Надежда и Миша. Она, тревожно: «Ранен?» Показывает на лицо. Лицо залито кровью..
Боль в сломанной руке возникает внезапно, словно ниоткуда. Продираясь сквозь нее, майор командует — негромко, старательно выговаривая слова:
— Срубите пару веток потолще. На шину. И надо сладить волокушу. Зверюгу берем с собой. Двоих не утащить, сделаем две ходки к вертолетной.
Надежда и Миша молчат. Понимают — пробиться с бою к вертолетам и взлететь даже с одним местом груза большая проблема. А уж две ходки… Безнадежно.
Но не спорят. Живых спецназ не бросает. И каждый знает — его тоже не бросят.
Миша рубит ветви, Надежда склоняется над Петрусем. Майор спрашивает у нее:
— Что Стас?
— Оказался сукой и… — Она делает короткий жест в районе горла.
Майор кивает.
Что ее очередь уложила неуловимого «Саида»-Марика, до которого они пытались добраться полгода, Надежда не знает.