Лондонские тайны
Шрифт:
— Видел, зять, как я мастерски мяукаю! — вскричал Снэль. — А ты умеешь лаять?
— Это не даст же мне места, — сказал Мич, пожав плечами.
— Не даст? А сколько ты зарабатываешь в день?
— Два шиллинга, — дело известное.
— Ладно! А так, другими путями, сколько получишь?
— Говори тише, мальчишка!
— Я не мальчишка, сказано тебе, а бык! Сколько же ты получишь?
— Когда сколько, помаленьку живу.
— Помаленьку? — повторил Снэль, вытащив из кармана гинеи, полученные им в конторе Эдуарда и K°. — А я вот какие деньги зарабатываю, не кладя в счет посторонних доходишков.
— За то, что мяукаешь? — спросил Мич, с изумлением выпучив глаза.
— За то, что мяукаю, дорогой зять. Бесподобная Медж, я жертвую тебе один гиней.
Медж взяла две и не поблагодарила.
— А мне? — спросила Лу.
— Тебя я угощаю… Так, что же Мич?
— Я не умею лаять, Снэль.
— Нужно научиться… и будь уверен, что по моей протекции ты получишь место Сони. Он сегодня умер.
— Умер? — спросила Лу хрипло. — Джину!
— Джину, колдунья Пег! Сестру мучит жажда.
— Нужно промочить бедную слабую грудь ее. Подумай-ка, Мич, о моем предложении.
— Решено. Лаять я научусь.
На улице в некотором отдалении послышался глухой шум.
— Ага! Театр открыт! — сказал Снэль, вскочив с места. — Идем, Мич!
— Эй, Лу! — вскричал Мич. — Поднимайся, лентяйка, нужно идти работать! Поднимайся!
Чахоточная Лу открыла глаза и опять закрыла, опустив голову на стол.
— Жжет… здесь… горит! — проговорила она слабым, хриплым голосом, показывая костлявыми пальцами на впалую грудь.
Глава двадцать первая
ТАИНСТВЕННОЕ ПРИКАЗАНИЕ
Снэль и Мич торопливо вышли из таверны и вскоре приблизились к Ковент-Гарденскому театру. Здесь шумно волновалась громадная толпа народа, но только половина ее шла в театр; другую ее половину составляли воры и полицейские чиновники.
Толкотня была такая, какую трудно вообразить себе в цивилизованном городе. Воры «работали» с удивительной ловкостью и смелостью. Платки и кошельки улетучивались из прорезанных карманов, часы тоже исчезали с невероятной быстротой.
В толпе находилось и несколько знакомых нам лиц.
Посмотрите! Вон в тесноте пробирается человек словно змея. Руки его работают с изумительной ловкостью. Только куда исчезают вещи, которые он берет себе? Он ничем не брезгует: шелковые или полотняные платки, часы, кошельки, даже полы фраков и сюртуков, — все он забирает и все это умеет уместить в себе. Его руки постоянно полны и свободны. Но вот полицейский, должно быть, дурно пообедавший, хватает молодца врасплох. Вор обертывается к нему с приятной улыбкой.
— А, мистер Хендкуфс, очень приятно видеть вас! — говорит он с похвальной вежливостью. — Как здоровье вашей супруги, как цветут ваши малютки? Давно собираюсь зайти к вам с гостинчиком.
Полицейский чиновник также приятно улыбается, почувствовав в своей руке соверен.
— Добрый вечер! — продолжает проныра. — Поклонитесь от меня мистрисс Хендкуфс и деточкам.
И он спокойно продолжает на минуту прерванную работу. Впрочем в Лондоне жить дорого и не без причины же Боб Лантерн приделал себе такое множество карманов.
Но кому принадлежит эта продолговатая голова, которая высится над толпою? Владелец ее — почтеннейший и добрейший капитан Педди О` Крен. Капитан сегодня гуляет. Он идет к театру с дамой под ручку, но дамы его в толпе не видно и поэтому мы не имеем пока возможности сказать читателю, кто она.
Публика мало-помалу проходила в театр, а воры торопливо зарабатывали насущный свой хлеб.
— О, Педди! О, мистер О'Крен! — послышался голос дамы капитана. — Меня давят, я задыхаюсь…
— Душно? — спросил капитан, с наслаждением вдыхая в себя свежие струи вечернего воздуха. — Мне, напротив, кажется несколько свежо. Ах, ты плут, попался… Последние слова относились к человеку, руку которого Педди поймал в своем кармане. Он стиснул ее крепко, но в тесноте не мог повернуться, чтобы взглянуть на него. — Господа, — продолжал он, обращаясь к соседям, — схватите этого негодяя. Он плохо исполняет свою работу!
Соседи его приняли во внимание собственные карманы, но никто не обратил внимание на просьбу капитана.
Кроме Лондона, кажется, нигде более не придерживаются того превосходного правила, что каждый должен заботиться прежде всего о собственной персоне.
— Мистрисс Борнет? — вскричал капитан, обращаясь к своей даме. — Потрудитесь помочь задержать мне этого негодяя.
Мистрисс Борнет хотела обернуться, но не имела сил. Между тем вор умел высвободить руку и исчез.
— Так я и знал, украли платок! — проворчал капитан.
— Я уверен, что это сделал никто другой, как разбойник Боб.
— Мистер О'Крен, — послышался голос хозяйки таверны. — Я задыхаюсь.
— Черт бы вас… то есть нет! Душа моя, за этот платок я заплатил полкроны.
— Задыхаюсь! — закричала мистрисс Борнет отчаянным голосом.
В это время они добрались до крыльца.
— Уф! — вздохнула хозяйка таверны. — Теперь легче.
— Тем лучше, Дороти, тем лучше, — отвечал капитан. — Но у меня в кармане опять рука! Этот теперь не ускользнет!