Лопушок
Шрифт:
— Что ты делаешь?.. — выдохнула Тамара.
Что я делал?
То, что мне больше всего на свете хотелось делать.
— Люблю тебя, — ответил я.
И снова стал целовать её припухшие губы.
А моя дерзкая рука стала жить своей жизнью.
Ошалев от собственной смелости, я запустил пальцы под резинку её трусиков. Нежная кожа девичьего живота была горячей и шелковистой.
Я умирал от любви…
— Не надо, миленький…
— Почему?
— Пожалуйста, не надо.
— Ты не
— Люблю.
— Тогда почему — «не надо»?
— Я боюсь.
— Чего ты боишься?
— Этого боюсь.
— Меня?
— Нет, не тебя.
— Я не сделаю ничего такого, чего ты сама не хочешь.
— Я знаю.
В это мгновение мне стало по-настоящему стыдно.
Она мне доверяет, а я веду себя как…
…Как подлый соблазнитель.
И я отпустил её.
Тамара села и стала приводить в порядок свою одежду.
Моё сердце стучало всюду: в ушах, в висках, в кончиках пальцев, в щеках, во рту, в коленках, в пожухлой траве, в пожелтевших кронах деревьев, в белоснежных облаках, в бездонной синеве осеннего неба.
Ничего не случилось.
Это плохо или хорошо?
Ведь могло случиться.
Я хотел этого?
Хотел. Очень.
Тамара хотела этого?
Похоже, что хотела.
Но я отреагировал на её слабый протест и…
И теперь сижу, словно баран, и тупо смотрю, как она поправляет юбку и застёгивает кофточку.
А моё сердце никак не может успокоиться.
Может, нужно было начать снова целоваться?
Совершить ещё одну попытку?
Нет, я ничего не сделал.
Девочка достала большую расчёску и со словами «ты меня всю помял» стала расчёсывать свои длинные русые волосы.
— Тамара, — робко начал я.
— Что? — спросила она строго.
— Позволь мне… Расчесать тебя, — я боялся, что она мне откажет.
— Ну… Попробуй, — улыбнулась Тамара.
Был я ли счастлив в жизни? Был, конечно.
Минуты счастья были самыми разными, но вот этот день, когда мы с Тамарой сидели на опушке осеннего леса, и я неторопливо и бережно расчёсывал её густые волосы, день этот, час этот остался для меня одним из самых счастливых.
Не знаю, сколько прошло времени.
Я обнял Тамару, уткнулся лицом в её волосы, и мы замерли и, казалось, совсем перестали дышать.
— Как хорошо, правда? — спросила Тамара.
— Правда, — прошептал я.
Посидев ещё немного, мы поднялись и, сложив наше покрывало, не спеша двинулись вверх по склону горы.
Мы шли обнявшись и тихонько разговаривали.
«Хорошо, что ничего не случилось», — подумалось мне.
«Если бы что-то случилось, разве мы могли бы так беззаботно и откровенно разговаривать? Нет, конечно. Нам и так хорошо, а то, что не случилось сегодня — случится потом. Придёт время, и это обязательно произойдёт.
Какие хорошие мысли меня распирали.
Я даже гордился своим поведением.
— Чего ты хочешь больше всего на свете? — спросил я Тамару.
— Честно?
— Честно.
— Чтобы мы никогда не расставались, — печально сказала она.
— Мы и не расстанемся, — ответил я твёрдо.
Впереди, прямо перед нами был высокий обрыв, который назывался Белая Скала.
Я специально привёл сюда Тамару, я знал, что ей непременно понравится прекрасный вид, который открывался с этой высоты.
— Знаешь, как называется эта скала? — спросил я.
— Нет.
— Видишь, какая она белая?
— Вижу.
— Она так и называется — Белая Скала.
Мы подошли к самому краю.
— Как высоко! — Тамара с опаской посмотрела вниз.
— Метров сто двадцать свободного полета. Летим?
— Хороши шуточки, — сказала Тамара.
— Тогда давай сядем и свесим вниз ноги, — предложил я.
— Я боюсь, — прошептала Тамара.
— Если загудим, то вместе, — уверенно заявил я.
Мы осторожно уселись на самый край обрыва.
Огромная высота рождала жуткое чувство страха.
Я обнял Тамару за плечи.
— Мне страшно, — сказала Тамара.
— Не бойся. Мы вместе, — улыбнулся я.
Вдали, в голубой дымке, виднелись ещё более высокие горы.
— Какая красота, — сказал я.
— Хочется взлететь, — улыбнулась девочка.
— Я ведь предлагал, а ты не захотела, — засмеялся я.
— А ты мог бы умереть от любви? — тихо спросила Тамара.
— Как это? — не понял я.
— Ну, например, если бы твоя девушка умерла…
— Ты что?! Отчего?
— Мало ли отчего… Умерла, и тебе самому жить не хочется.
— А-а… Понятно, — наконец, сообразил я.
— Ну, так что?
— Что?
— Ты мог бы умереть от любви?
— Конечно! — убеждённо ответил я.
Мне вдруг подумалось, что Тамара и впрямь умерла, и острая, невыносимая печаль пронзила моё сердце, и стало трудно дышать. Я схватил девушку за плечи и крепко прижал к себе, это уже совсем не было похоже на любовное объятие, наверное, так обнимаются перед вековой разлукой.
— Ты меня задушишь, — услышал я слабый голос.
— Не говори больше так, — прошептал я.
— Почему?
— Потому что я понял, что значит «умереть от любви».
— И что это значит?
— Что я не хочу без тебя жить.
— Правда?
— Правда…
— Правда-правда?
— Зачем ты всё переводишь в шутку?
— Я не шучу, — едва слышно сказала Тамара.
Мы помолчали.
— А ты веришь в жизнь после смерти? — спросила Тамара.
— Я… Не знаю…
Мы снова помолчали.