Лоскутная философия
Шрифт:
Как всё наносное не от Бога, этика сгинет. Не унесёт ли она также нас с собой? То, что Бог не давал, мы ж взяли, нас обездолило. Человек человека по поводу грёз о "нравственном" жёг в кострах инквизиции, бил, расстреливал и сёк розгами, жарил заживо, отравлял, сажал н'a кол, - точно ускорить ход первородной вины есть долг. Слышим: "нравственные святыни", "заповедь как сакральность", "наши священные благородные цели"... "Святость" вдруг стала брендом морали? Род людской освятил свой грех? Получается, что не Бог священ, а мораль, результат преступления? Бога сдали в утиль? Но зачем тогда храмы этому Богу? Есть ли толк в клире, любящем поучать мир денно и нощно, но, видим,
Кто первородный грех мнит "сакральным" - тот против Бога. Этика - это то, где возможно быть, лишь предав сущность Жизни, коя в свободе и прихотливости. Удушив Жизнь с помощью внешних норм и внедрённых (с'oвестных), мораль вводит в нас правила, а они подменяют Жизнь смертью. Что мораль требует? Вознестись над своей самобытностью ради общего, растоптать своё, чтоб всё было безликим. Мы замещаем рай первородным грехом, заверившим, что давным-давно человек пленён разумом, знающим, где "добро" и "зло", и владеющим миром.
Кто совершенней, Бог или разум? Вряд ли последний. Он ограничен. Он, чтоб закрыть путь к Богу, взнёс мораль как барьер, за который нельзя шагнуть. Оттого-то мораль - путь падших.
79
Русская философия суффикса.
Русь не терпит фамилий на "-ов" и "-ев" за их мягкость. Правил Романов - и его свергли от недовольства. Но взялись люди с ФИО на "-ин", Русь смяли и обротали: Ленин и Сталин. Приободрилась Русь под стальными руками!
Сталин скончался. Сунулся Маленков, сорвался. Вышли Хрущёв да Брежнев. Вновь поразмякла Русь, позабыла порядки, скурвилась, предъявлять как бы стала. Тут бы ей "-ина" - ан вылез снова "-ов", кагэбистый Андропов, но бесполезно...
"-ко" встрял случайно, то есть Черненко. Выскочил "-ов", Горбач; только зря он крутился: Русь, на "-ов" х'aркая, предпочла ему "-ина", лёгши под Ельцина, от кого пошла голой, вздрюченной п'o свету, но зато и счастливая, что сыскала пахана, кой, крепко зная Русь, дал в наследство ей "-ина". Снова Русь крепнет, строится взводно, ротно, как прежде, вновь кричит здравицы с одобрямсами.
Вывод тот, что беда не в политике с экономикой, что, мол, лопнули и страна впала в кризис. Нет, дело проще: Русь жаждет "-ина". Славься, Русь, и цвети! Возьмётся "-ов" - ты гони его в шею вплоть до Засранска!!!
80
Языкоблудие - признак плоскости мысли и мелкоты её. Ведь глубины туманны; их язык сумрачен; о них ясно не скажешь. Все краснобаи, стало быть, лгут, пардон, разъясняя нам, чт'o не может быть ясным, и ведут к бедам как провоканты.
81
Встречь мне шли люди, разные венгры. Ярость напала, я зашагал на них. Дурно выгляжу? Но я здесь на своей земле!
– потекли бурно мысли. Я здесь, в России, странной, блаженной, нам воспретившей культы маммоны! Вспомнилось, что есть русские, кто, кляня иноверие, безоглядно заимствуют чуждый быт, словно тот - не последствие чуждых принципов, словно внешне быть кем-то не означает, что ты внутри как он. Но что я из себя являю, пусть неудачливый, надмевался я, - за тем русскость и право гордо здесь сейчас шествовать. Чудилось, когда шёл на них, респектабельных и ухоженных, будто русского выше нет и я сам непорочно, непревзойдённо прав! Пусть пентхаус, "бентли", гламуры не про таких, как я, но под ними - моя земля! пращур мой здесь владел!
– исступлённо я мыслил в жажде явить им смутное
82
В книгах Арсеньева так подмечен любой, даже жалкий, клочок земли Уссурийского края: речка, утёс, ключ, сопка, старица, ручеёк, склон, бухта, тропка, угодье, лес и долина, - что я влюбился в мелкие частности и в моменты природы больше, чем в подвиги и колоссы культуры, видя в последних лишь обобщение, усреднение и подгон под один ранжир неиссчётных приватностей и подробностей мира.
83
Грёзы угарного человека. Брызнул вдруг импульс к женщинам, интерес к ним. И я подглядывал в стёкла бани. Но не отличное там влекло меня, как покажется, что смотрел я на бёдра и груди. Я их боялся. Женскость пугала. Старшие прогоняли нас и во тьме, глядя в стёкла, зло рукоблудили. Перепачканный снег ел пёс... Цинично? Если права мораль - сперма мерзостна и мы жутки. Но это ложь. Ведь наша цель: превзойдя "сей мир", впасть в инакий, где Суламифи, Грайи, Венеры дивны не этикой и ей верной эстетикой, а планом Бога.
Помните: чт'o считают прекрасным, в истине страшно, чт'o мнят нормальным - в истине грешно. Вы некрасивы? Люди не правы, мысля вас фоном при Нефертити. Лишь потесни мораль - и ты станешь богиней. Ибо зачем мы? Глянь на младенцев: девочка кроха - вульва огромна. Девочка в Боге только вагина. То же и мальчик - разве что фаллос. Прочее - м'oрок, как бы надстройка. Это признавши, станем как боги. В древности секта жриц-проституток в храмах Кибелы яро шептала: "О, фаллос, подь в меня! Я разверстая!" - и мужчины сбегались.
84
Мы сверх суждений, к нам относимых.
85
Люди мнят правдой только чт'o пережили. Что не пережили - им ложь. Оттого для них нет эдема, и первородного преступления, и Христа с Его истиной. Что же есть для них? Церковь, власть, здравомыслие, тупость, лень, гарри-поттерство, демагогия, мишура и в конце концов смерть. Смерть вечная. Ведь не то что Христа с "вечной жизнью", но даже Ницше мнят чокнутым, звавшим в "вечное возвращение".
86
Реализм, увлекающий мир к коллапсу, в крик кричит, что история, мол, не ведает сослагательной яви. Это неправильно. Надо чувствовать, мыслить, жить в сослагательном наклонении. Сослагательность - райский сад, искорёженный разумом. Сослагательность есть реальней истории потому хотя б, что в ней всё нам желанное. В ней - то царство Христа, где несчастные счастливы и где волк и ягнёнок будут жить вместе (Ис. 11, 6). Или - или... Ну, а отсюда тест христианам, и тест коварный: либо Христос обман - либо "мир сей", взросший разумно, без сослагательств.
87
Мир грехопадный - это мир ценностей как мир домыслов о добре и о зле, где властвуют разум с дочерью этикой. Данный мир создал М (мужчина). И вся культура рубенс-ван даммов в целом мужская. Ж - дочерь рая, женскому нравился прежний Бог. Но мужчина сменил богов; вместо Гей стали Зевсы, а вместо Евы - Пигмалионы, сведшие камень, мёртвую-де бездушность, в женщину.
Фрейд считал, Ж завидует пенису и ему подражает "недо-мужчиной", хочет того же, что и мужчина. Вздор. Она хочет вернуть эдем. Ей бы вбить этот фрейдовский "пенис" в кал, и поглубже, чтоб, в свою очередь, претворять не умышленность, но любовь и рожать не мужской грехопадный тип, но тип райский. Пол не под поясом, он в мозгах. "Эрогенная зона женщины - её мозг", Минелли.