Лоскутное одеяло

Осипова Анна Д.

— Чего так орешь? Взлетели — и слава богу, главное теперь, наоборот, удачно сесть. Тому, кто у иллюминатора, — больше не наливать.

Я притихла. Буду молчать, хотя меня переполняют впечатления.

В иллюминаторе поплыли пушистые облака, такие красивые, подсвеченные солнцем.

«Облака, белогривые лошадки, о-облака, что вы мчитесь без оглядки…» — напевала я тихонечко, почти уткнувшись носом в холодный иллюминатор.

Наверное, Бог где-то совсем поблизости, такая красота вокруг.

—

Что ты там опять бормочешь? — Юра пихнул меня локтем в бок. — Знаешь, ты уж веди себя поспокойней, посдержанней. А то даже неприлично. Если ты на самолет так реагируешь, то что будет на Кипре? Радуйся потихонечку себе в кулачок, не будь лохушкой деревенской, а то мне перед пацанами будет неудобно.

Стюардесса стала разносить напитки и еду, совершенно бесплатно. Юра отказался от самолетной еды, а мне показалось очень вкусно. И интересно — такие забавные маленькие пакетики, все в упаковке, такое кукольное.

— Можно я съем твою порцию? — прошептала я.

— Ничего себе, стала прожорливой в воздухе. Да ешь на здоровье, но только все это картонное. Уж на что я поесть люблю, а эту гадость в себя впихнуть не могу. Пропущу в твою пользу. Прилетим — нормальной еды похаваем, на Кипре все вкусное. — Юра пил коньяк и закусывал шоколадом. — Знаешь, Ань, ведь это только у нас, в России, коньяк принято закусывать лимоном, только напиток портить. Мне один лягушатник-француз сказал, что мы просто варвары по отношению к такому благородному напитку. Коньяк нужно пить, закусывая шоколадом, а потом выкуривать сигару.

Юра достал откуда-то из глубины сумки толстую сигару и раскурил ее, пуская красивые колечки. Сигара оказалась ужасно вонючей, я закашлялась. Стали кашлять и соседи по бизнес-классу.

К Юре подошла стюардесса и с милой улыбкой попросила его не курить.

Он смерил ее свирепым взглядом и продолжал курить.

— А что ты мне сделаешь, высадишь? — Он пустил колечко дыма прямо ей в лицо.

Она закашлялась и отошла. Не стала связываться.

Мне сразу стало невесело. Зачем он так… Я поежилась. От иллюминатора тянуло холодом.

Я опасливо покосилась на Юрия и сильно закашлялась.

— Чахоточные, блин, вокруг… — Юра со злостью раздавил недокуренную сигару.

Все время до посадки мы не разговаривали. Мне было страшновато.

Долетели мы нормально, сели тоже.

У трапа нас встречали красивые загорелые девушки. Они вручали каждому сошедшему в аэропорту Ларнака огромную алую гвоздику и приветливо говорили:

— Хев э найс вакейшин!

На Кипре было жарко, в аэропорту меня удивили мужские рубашки. Киприоты одевались в яркие, пестрые рубашки совершенно немыслимых попугайских цветов. Это было так красиво, мне снова все ужасно понравилось.

Нас встречал шофер-киприот на джипе, он должен

был довезти нас до яхты.

Я стала переходить дорогу, зазевалась и чуть не попала под машину. У меня закружилась голова — оказывается, на Кипре левостороннее движение. Как они только, бедненькие, могут ездить? Ведь это так неудобно! Ужас!

— Аня, сейчас мы смотаемся за тряпками. Учти, времени у нас совершенно в обрез, поэтому покупаем все быстро.

Мы доехали до многоэтажного магазина, быстро поднялись на эскалаторе до отдела купальников и белья.

Юрий подошел к прилавку, сделал энергично приглашающее движение маленькой смуглой продавщице. Она подобострастно подбежала, почти теряя на бегу туфли-мюли на высоких каблуках.

— Знает серьезных покупателей, надрессированная, — криво усмехнулся Юра. — Гив тен бикини, мост экспенсив фо фис герл. Квикли. — Он помогал разговору жестами.

— Тен, райт?! — удивленно округлила глаза продавщица, пытаясь не терять улыбки.

— Тен, ю андестенд? Квикли! Но тайм! — свирепо вращая глазами, добавил Юра.

Продавщица быстро прикинула мой размер, позвала напарницу, и они стали метать на прилавок купальники. Десять штук, как и просил Юра. Очень красивые — со стразами, с бабочками, с блестками, все разных цветов, к каждому костюму — парео.

Юра быстро расплатился, сгреб пакеты и перебежал в другой отдел. Там он в точно такой манере купил мне три летних платья, два сарафана, шорты, майки. На полной скорости заскочил в ювелирный и купил два кольца и достаточно толстую золотую цепочку и все это сразу надел на меня.

— Теперь порядок в танковых войсках, — оценивающе осмотрел он меня со всех сторон.

— Ух ты, какие красивые камушки, — вырвалось у меня. Я смотрела на свои руки и не узнавала их. На пальцах, моих собственных, сияли два кольца — одно с зелеными камешками, другое — с синими.

— Изумруды и сапфиры, андестенд, беби?

— Андестенд, — кивнула я.

«Вот бы дедушке показать! Он бы так за меня порадовался!» — подумала я мечтательно.

— Знаешь, ты похож на Фею из «Золушки». Я спокойно могу ехать на бал! Не хватает только кареты из тыквы и мышей в качестве лакеев.

— Мы поедем в местечко получше, чем бал. Потому что там будет море. А ты море-то тоже не видела?

— Нет, не видела, только в кино.

— А плавать умеешь, я забыл спросить?

— Конечно! Я переплывала на другой берег нашей речки.

— Речки-вонючки, переплюйки? Значит, ты точно отличный пловец. А если хочешь играть в «Приходи, сказка», то в качестве тыквы будет яхта, а мышей изобразят два хороших конкретных пацана — Мишка Мерседес и Леха Упырь.

Мы почти бежали по магазину, обвешанные пакетами, расталкивая всех на ходу.