Лотерея [Подтверждение]
Шрифт:
Вернувшись в квартиру, я вызвал по телефону такси, а затем, в ожидании, принялся наводить порядок в спальне.
Я задвинул комод на место, поправил на кровати покрывало и начал тупо оглядываться по сторонам. Кровь пропитала середину ковра, забрызгала стену; я достал из чулана швабру, тряпку и попытался хоть что-нибудь оттереть. Это было кошмарное занятие. Машина все не ехала.
Еще раз осмотрев спальню, я обнаружил обстоятельство, которого все это время старался не замечать. На кровати, где только что лежала Грация, были разбросаны страницы моей рукописи.
А вдруг это они всему виною?
Многие страницы были испятнаны кровью. Я знал, что на них написано, знал, даже не читая. Там были эпизоды, связанные с Сери, ее имя выделялось на этих страницах, словно подчеркнутое красным.
Наверное, Грация прочитала рукопись, наверное, она поняла.
Машина приехала; я сел в нее, прихватив с собой сумочку Грации. Время было не очень удачное, вечерний час пик; часто задерживаясь в пробках, мы доехали до хэмпстедской государственной бесплатной больницы. Там я не сразу, но нашел травматологическое отделение.
Потом пришлось долго ждать социального работника. Он сказал, что Грация не приходила в сознание, но она непременно выживет. Если мне хочется, я могу навестить ее утром, но сперва нужно ответить на несколько вопросов.
— Было ли у нее что-нибудь подобное в прошлом?
— Меня уже спрашивал об этом врач «скорой». Нет. Это какой-то дикий случай.
Я смотрел в сторону, опасаясь, что выражение моего лица выдаст ложь. Интересно, хранят ли они старые истории болезни? Связались ли они с ее участковым врачом?
— Так вы сказали, что живете с ней?
— Да, я знаю ее уже три-четыре года.
— А как было прежде, замечались за ней суицидальные склонности?
Социальному работнику нужно было бежать по другим делам, он сказал, что лечащий врач собирается послать о ней рапорт в полицию, но, если я могу поручиться…
— Такого больше не произойдет, ни в коем случае, — сказал я, стараясь вложить в свой голос как можно больше убежденности. — Я уверен, что это было непреднамеренно.
Фелисити говорила мне, что после прошлой попытки Грация провела целый месяц в психушке на принудительном лечении. К счастью, в тот раз была другая больница из другого района Лондона. Со временем одно с другим неизбежно свяжется — со временем, но вряд ли скоро, потому что во всех больницах травматологические отделения и социальные службы страшно перегружены.
Я оставил социальному работнику адрес, попросил передать Грации ее сумочку, когда появится такая возможность, и сказал, что навещу ее утром. Мне хотелось уйти, буквально все в этом чистеньком современном здании подавляло меня безликим равнодушием. А еще я извращенно хотел услышать в свой адрес какое-нибудь обвинение или хотя бы укоризну, пусть, к примеру, вот этот социальный работник скажет, что я должен был следить за ней получше. Но он был смертельно измотан, ему хотелось разобраться с Грацией поскорее, не вникая в мелкие подробности.
Я вышел наружу, под мерзкую морось.
Я нуждался в Сери, как никогда прежде, и не знал больше, как ее найти. Поступок Грации выбил меня
К тому же теперь я был меньше, чем когда-либо, способен справляться со сложностями реального мира. Кошмарная попытка Грации покончить собой, мое в этой попытке соучастие, разрушение, о котором предупреждала Сери. Я задвигал все это на край сознания, страшась и подумать, какие темные глубины могут во мне обнаружиться.
Я прошел пару кварталов по Росслин-Хилл, а затем поймал автобус и доехал до Бейкер-стрит. Тут я постоял немного у входа в метро, глядя через Мэрилебоун-роуд на угол, где стояли мы с Грацией перед прошлым разрывом. Что-то заставило меня перейти улицу по подземному переходу и встать на том самом месте. На углу висела реклама агентства по трудоустройству, предлагавшая места секретарей, юрисконсультов и пресс-агентов с какими-то совершенно невероятными жалованьями. Этот вечер был вполне подобен тому: мы с Грацией зашли в тупик, а Сери дожидалась своего часа где-то за границами восприятия. Начав отсюда, я нашел острова, а теперь они оказались вне досягаемости.
Памятное место оживило образы прошлого: со мною снова была Грация, она снова меня отвергала, заставляла уйти, подталкивала меня к Сери.
Я стоял под дождем и смотрел, как машины срываются с места на включившийся зеленый, спеша на Вест-уэй и Оксфорд-роуд и куда-нибудь дальше, за город. Там, за городом, я когда-то нашел Сери, и теперь я думал, а не нужно ли отправиться туда, чтобы найти ее снова.
Промокший и озябший, я переминался с ноги на ногу в ожидании Сери, в ожидании островов.
18
Нижеследующее я знал точно.
Меня звали Питер Синклер, мне был уже тридцать один год, и бояться мне было нечего. Все остальное терялось в неопределенности.
Были люди, ухаживавшие за мной, и они очень старались успокоить меня на мой счет. Я полностью от них зависел и был всем им предан. Были две женщины и один мужчина. Одна из женщин была молодая, симпатичная, светловолосая, и звали ее Сери Фултон. Мы с ней очень любили друг друга, потому что она всегда меня целовала, а когда никого не было рядом, играла с моими половыми органами. Другая женщина была старше, ее звали Ларин Доби, она тоже старалась быть со мною доброй, но я все равно ее немного побаивался. Мужчину звали доктор Корроб. Он приходил ко мне дважды в день, но я так и не смог с ним хорошенько познакомиться. И я чувствовал, что он меня отвергает.
Раньше я был серьезно болен, а теперь выздоравливал. Они сказали мне, что, как только я стану чувствовать себя получше, я смогу вести нормальную жизнь и что рецидивы мне не угрожают. Это меня очень успокоило, потому что я долго мучился от боли. Первое время моя голова была забинтована, мой пульс и мое давление крови непрерывно измерялись, и на других частях моего тела было много маленьких хирургических шрамов, заклеенных пластырем; позднее эти пластыри один за другим снимались, и боль начала затихать.