Лотофаги
Шрифт:
– Все это звучит весьма разумно, но как это связано с разумом на темной стороне Венеры?
– Не знаю, - ответила Пат, и голос ее при этом звучал удивительно нервно.
– Я только думаю... Взгляни на это чуть иначе, Хэм. Ящерица разумнее рыбы, но не настолько, чтобы получить какое-то преимущество. Почему в таком случае ящерица и ее потомки развили в себе разум? Да потому, что сама Природа стремится к разуму... А если это так, значит, разум может быть даже здесь - странный, чужой, непонятный разум. Она вздрогнула в темноте, прижавшись к Хэму.
– Впрочем,
– Все это лишь химеры. Мир снаружи настолько странен, настолько чужд нам... Я устала, Хэм, это был длинный день.
Он спустился за ней внутрь ракеты. Когда, погасли огни, игравшие на неземном пейзаже, Хэм видел уже только Пат, прелестную в скудном наряде, модном в Стране Холода.
– Итак, подождем завтра, - сказал он.
– Продуктов у нас на три недели.
"Завтра", разумеется, означало только определенное время, а не свет дня. Когда они проснулись, снаружи царила та же тьма, которая вечно окутывает неосвещенную половину Венеры, все с тем же вечным зеленым закатом на горизонте. Однако Пат была в лучшем настроении и бодро занялась подготовкой к-первому выходу наружу. Она достала арктические скафандры из покрытой резиной шерсти толщиной в дюйм, а Хэм, как инженер, тщательно осмотрел шлемы, снабженные короной сильных ламп.
Они предназначались главным образом для освещения, но могли использоваться еще для одной цели. Известно было, что невероятно дикие трехглазы не выносят света, и таким образом, используя все четыре снопа света, падающие из шлема, можно было двигаться в окружении охранного светового барьера. Впрочем, это не помешало включить в снаряжение два оксидированных автоматических пистолета и два огнемета страшной разрушительной силы. Пат взяла свою сумку, куда собиралась складывать все образцы встреченной флоры и фауны, если они окажутся небольшими и в меру опасными.
Переглянувшись, они улыбнулись друг другу.
– Ты во всем этом настоящая толстуха, - ехидно заметил Хэм и весело улыбнулся, когда Пат гневно скривилась.
Отвернувшись, она широко открыла дверь и вышла наружу.
Все там выглядело иначе, нежели в свете иллюминатора. Тогда вся сцена казалась нереальной, неподвижной и тихой, как на картине, а сейчас она окружала их на самом деле, а холод и жалобный голос ветра давали достаточно доказательств того, что мир этот реален. Некоторое время люди стояли в круге света, падающего из иллюминатора корабля, восхищенно глядя на горизонт, где невероятно высокие вершины Больших Гор Вечности вздымались как гигантские башни на фоне фальшивого заката.
Во все стороны, насколько было видно без солнца, луны и звезд, расстилалась пустая, покрытая глыбами льда и камней равнина, на которой вершины, минареты, шпили и пики изо льда и камня поднимались в фантастических формах, которые невозможно описать.
Хэм обнял Пат рукой и с удивлением почувствовал, что девушка дрожит.
– Тебе холодно?
– спросил он, глядя на диск термометра на запястье.
– Всего тридцать шесть ниже нуля.
– Это не холод, - ответила Пат, - а эта
– Она отодвинулась.
– Интересно, что удерживает тепло в этом месте? Казалось бы, без солнечного света...
– Тут-то и таится ошибка, - прервал ее Хэм.
– Любой техник слышал о диффузии газов. Верховые ветры движутся над нами на высоте всего пяти или шести миль и, разумеется, несут с собой много тепла из пустыни, лежащей за сумеречным поясом. Происходит некоторое проникновение теплого воздуха в холодный, а кроме того, когда теплые ветры остывают, они опускаются. Более того, большое значение имеет при этом рельеф района.
– Он умолк, задумавшись, потом продолжал: Слушай, я вовсе не удивлюсь, если мы найдем недалеко от Гор Вечности нисходящий воздушный поток, где верховые ветры двигались бы вдоль склона и в некоторых местах создавали вполне терпимый климат.
Он пошел следом за Пат, которая бродила среди камней на краю круга света, падающего из ракеты.
– Ха!
– воскликнула она, - Вот он, Хэм! Вот экземпляр растительности темной стороны.
– Девушка наклонилась над серой клубневидной массой.
– Лишайник или гриб, - продолжала она.
– Листьев, конечно, нет; они нужны только при солнечном свете. По той же причине нет хлорофилла. Очень примитивное растение и все-таки - в некотором смысле - сложное. Смотри, Хэм, высокоразвитая система циркуляции.
Он наклонился ближе и в бледно-желтом свете из иллюминатора заметил тонкую сеть жилок.
– Это может указывать, - продолжала Пат, - на существование какой-то формы сердца и... интересно!
– Она быстро прижала свой дисковый термометр к мясистой массе, подержала немного, а затем взглянула на него.
– Да! Смотри, как передвинулась игла. Это существо теплокровное. Если хорошенько об этом подумать, тут нет ничего странного, поскольку это единственный вид растительности, который может жить в районах с температурой ниже точки замерзания воды. Для жизни необходима жидкая среда.
Она потянула растение, которое оторвалось с глухим чмокающим звуком, а из обрывка корня брызнули капли темной жидкости.
– Фу!
– скривился Хэм.
– Что за мерзость! "И оторвал кровоточащий корень мандрагоры", не так ли? Вот только тот кричал, когда его вырывали.
– Он замолчал. Из дрожащей массы донеслось низкое, пульсирующее причитание, и Хэм удивленно взглянул на Пат.
– Фу!
– снова скривился он.
– Омерзительно.
– Омерзительно? Да это чудесный организм! Он идеально приспособлен к окружающему.
– В таком случае я рад, что являюсь инженером, - заметил он, глядя, как Пат открывает люк ракеты и кладет растение на расположенный внутри резиновый коврик.
– Пойдем погуляем.
Пат закрыла дверь и пошла за ним. Ночь немедленно окружила их как черный туман, и только оглядываясь на светящиеся иллюминаторы ракеты, они могли убедиться, что стоят на поверхности реального мира.
– Может, стоит зажечь лампы наших шлемов?
– спросил Хэм.
– Иначе мы рискуем споткнуться и упасть.