Ловчий
Шрифт:
— Нет профессий хороших или плохих, — с досадой возразил Касаев. — Просто в любом деле есть мастера, есть подмастерья и есть подручные. У нас повсюду явная нехватка мастеров, оттого-то все так скверно.
— Ерунду говоришь и сам это прекрасно понимаешь, — блеснул очками Пименов. — Рухнули целые отрасли и придавили всех, кто не успел разбежаться, — и мастеров, и подручных. Нет, милый! Дело не только в мастерстве. Место тоже красит человека. Очень важно, какую дорожку ты выбрал и куда тебя занесло. Вот ты, к примеру, классный журналист, тебя все знают, а машина у тебя есть? Дача? Хотя бы домашний компьютер? А какая-нибудь уборщица, которая машет веничком в престижном банке, имеет в два раза больше тебя. Если не в три. Вот и вся арифметика.
— Ну, положим, ты тоже не купаешься в роскоши.
— А я к этому и не стремлюсь. Ты же знаешь мой принцип: посмотри на тех, кому хуже, и успокойся.
— Знаю-знаю… Принцип улитки, которая, спрятавшись в раковину, считает, что объегорила всех. А над ней уже навис каблук. С подковкой.
— Ничего страшного. Просто перед тем, как прятаться в раковину, надо залезть в удобную расщелину, — парировал Пименов.
Свои сентенции он излагал с олимпийским спокойствием, зато Касаев закипал как самовар.
— Что ж! Хорошо… Давайте все располземся по расщелинам. Только ведь и оттуда могут выковырять.
— А ты забейся еще глубже, чтобы не достали.
— Куда — глубже? В могилу, что ли?! — заорал Касаев, остервенело уставясь на собеседника.
Видимо, подобные перепалки были у них нормой.
Поглощенные спором, они забыли обо мне, зато я не забывал почаще подливать в их стаканы, обнося свой.
Полуторачасовой дневной сон вернул мне силы, я снова целиком владел ситуацией.
Все складывалось превосходно. Мы хватко продвинулись вперед на незримом пути к успеху. Завтра я доберусь до компромата на моего удачливого босса. Яна с утра уйдет в свою звериную академию, Ларочка радостно побежит к нежданному заказчику, а там я сплавлю из домашнего кабинета и Касаева. По крайней мере на десять минут. За это время я изучу содержание нижнего ящика стола. Поглядим, что за «бомбу» он припас. И, по возможности, выдернем запал.
Но это — завтра.
Однако же и сегодняшний вечер можно провести не без пользы.
Касаев скоро уйдет, не будем чинить ему препятствий.
А вот Пименова нужно притормозить и накачать под завязку.
Наверняка он многое знает про Яну. Попробую его раскрутить. Все-таки версия о возможном причастии Яны к составлению досье не выходит у меня из головы. Да еще эта фотография…
А позднее навестим Алевтину. Кстати, нужно ей позвонить.
Пока мои гости самозабвенно выясняли отношения, не обращая на меня ни малейшего внимания, я вынес телефон в крохотную прихожую и, прикрыв за собой дверь, набрал номер Алевтины.
Длинные гудки… Никого. Вышла в магазин? Ладно, звякну позднее.
Но коли уж телефон у меня в руках, отчитаюсь заодно перед Стариком. Что поделаешь? Обязаловка!
В отличие от Алевтины Старик был на месте.
Наш лаконичный разговор занял от силы полминуты, после чего я вернулся в комнату.
А здесь яростный спор достиг кульминации.
Друзья-соперники являли собой живописную картину: бесстрастный, будто окаменевший Пименов и по-петушиному взъерошенный Касаев, готовый вот-вот наброситься на оппонента с кулаками.
Я понял, что пора утихомирить страсти, и, воспользовавшись секундным затишьем, обратился к Пименову:
— Прости, Николай, можно задать один вопрос?
— Хоть сто.
— Недавно я вычитал об одной аномалии в области фотографирования. Суть в том, что человека, которого в скором времени ожидает смерть, будто бы невозможно сфотографировать. Как ни щелкай, как ни проявляй, выходит белое пятно. Тебе лично не приходилось сталкиваться с подобным?
Гусиная шея Пименова вытянулась еще больше, глаза за стеклами очков сделались похожими на совиные.
— Что значит — «белое пятно»? — недоуменно нахохлился он. — Выходит, проявлял какой-то халтурщик. Нет, Дима, у меня все получается четко. При любом освещении.
Похоже, он так и не понял подтекста. Зато Гарик заговорщицки подмигнул мне. Мир был восстановлен, и беседа перешла в спокойное русло.
Через час Гарик засобирался домой.
— Куда торопишься? Посиди еще. — Пименов кивнул на стол, которому я не давал пустовать.
— Пора, — мужественно ответил Гарик. — Завтра много дел. А ты, Николай, оставайся.
— И останусь, — хмыкнул тот. — Мы с Димкой еще потолкуем о всякой всячине.
— Тогда на посошок!
Мы выпили, затем я передал Гарику объемистый сверток.
— Обещанное. Для Ларисы и Яны.
Он вздохнул, но гостинец принял. Наклонился ко мне и прошептал:
— Значит, завтра, в полдесятого. Димка, приезжай с пустыми руками, не то я обижусь! Завтра моя очередь.
— Хорошо, хорошо! Буду точен как часы. И повода для обиды не дам.
Гарик ушел.
Мы с Пименовым остались вдвоем.
«Свободный художник» держался молодцом. Посмотрим, однако, надолго ли его хватит.
Я наполнил стопки и хлопнул себя по лбу, словно осененный внезапной догадкой:
— Кстати, Гарик говорил тебе о цели моего приезда в Питер?
— Дела-делишки!
— Да, дела-делишки, которые, между прочим, могут и тебе, Николай, дать хороший заработок.
В его несокрушимой броне появилась первая трещинка.
— А в чем соль?