Ловцы и сети, или Фонари зажигают в восемь

Рокин Дмитрий

– Расскажи лучше про план. Не курительный, – ловко увильнул от темы Евген, развалившись на стуле, скрипящем в ужасе от неподъёмной ноши, и потянулся огромной дланью к тёмнотелой пивной бутылке, чтобы долить пенного другу. – Открылись ли новые ящики в твоих чертогах разума?

Вова оперативно протянул опустевший стакан.

– Через руку не наливай! – ввернул суеверие в полемику Костик, тут же глупо поджав губы, чтобы лишнего не сболтнуть.

– И навесу не наливай, – сказал, укоряя, Евген больше сам себе. – Поставь тару.

– С ящиками всё ровно, – Вова, опрятно поставив стакан, босятски бросил

пачку сигарет в центр стола, сбив стройно сложенную рубашками вниз колоду карт к Евгенову неудовольствию. – Первый ящик открылся, но он пуст. Пока. Но раз открылся, значит, всё идёт как надо. У меня линии судьбы на ладонях горят. Пришло время сыграть в шахматы с жизнью.

– А ты в курсе, что шахматы в переводе с арабского означают «смерть короля»? – заносчиво умничал Костик.

– Именно так, – Вова подчёркнуто вальяжно выпил пенного нефильтрованного, где каждое движение было движением победителя.

– Линии у него набухли, – задиристо отмахнулся Костик. – Это просто стигматы, не более чем. Христианство само принимает тебя, а не ты его.

– Я крещёный, вообще-то, – сообщил Вова, злачно хрустнув светлоликой чипсиной.

– А раскрестился бы, если бы мог? – подвесил каверзу Костик.

– Если бы у бабушки… – пробасил за Вову Евген.

Три упорных сражения тузов, королей, дам, валетов и цифрастых пешек, омытых панибратским алкоголем, матерными шутейками и незамысловатой музыкой из портативной колонки, возымели три разных исхода, по окончании последнего из которых Вовин телефон истошно завопил песней «Bullet for my valentine» – «No way out», высветив имя звонящего, – «Алёна-мажорка», снабжённое изображением короны ослепительной красоты, богато инкрустированной соцветием драгоценных камней. Вова, быстро прокрутив в голове возможные причины звонка Алёны, каждая из которых по отдельности спотыкалась о крохотную ступеньку глупых ухмылок друзей, быстро сложил картину в единое понятное целое.

– Бра-а-атан, у тебя телефон звонит, по-моему, – скалился во все тридцать два Костик.

Вова, покачав назидательно головой, поднял трубку:

– Алло, – по-джентльменски произнёс он.

– Привет, я приехала, встречай! – прощебетала по-деловому Алёна, точно прибыла на важную встречу, а уже совсем скоро бежать на следующую, ещё более важную.

– Уже в пути! – преисполненный такта, сказал Вова, нажав на красную кнопку.

Он поспешно засобирался на выход, облив друзей нарочито негодующим взором:

– Не могу поверить, что эволюция два миллиона лет вытачивала из обезьяны человека, а в итоге получились вы! – громко причитал из прихожей Вова, нанизав вьетнамки на босы ноги, – Два мудака! Себе баб найдите!

– Скоро подскочат Настя Турбощель и рыжая Даша, – нагло врал по поводу Насти Костик, а Даша действительно была в пути. – Мы будем с ними подшофе делать моветоновый коитус!

– Скорее, друг с другом! – Вова вышел, хлопнув дверью.

Спустя секунды Евген, мигнув глазом, предложил:

– Пососёмся, пока его нет?

– Конечно! – воскликнул радостный Костик.

Вова спускался в гудящей тесноте кабины, где неизвестный вредитель основательно накурил, не в силах дождаться выхода на улицу. Подростковая рука написала на железной стенке: «Не разрывай паруса мечты на простыни». Может быть, этот же грешный романтик и наполнил корпус

жестяной коробки сизым, горчащим дымом, имеющим схожее послевкусие с произнесённой про себя фразой.

Вовин палец лёг на круглую кнопку открытия подъездной двери. Алёна, облачённая в платье чуть выше колен и приталенную курточку поверх, стояла чуть поодаль, стояла спиной, изящно вычерченная светом фонаря на полотне ночи, – совершенство линий, подведённых тонкими каймами теней, противопоставлялось полупрозрачным переливам длинных, чуть вьющихся прядей волос, мягко подсвеченных дуновениями света тёплой лампы уличного освещения. Её естественность в любой обстановке сбивала с толку, обескураживала, пленила. Она всегда выглядела неотъемлемой, видной и звучной даже в безмолвной темноте, в то же время оставаясь простой и понятно-притягательной, и эта магия простоты очаровывала, подчёркивая её природную выразительность.

Неприятная мужская компания, порождённая ночью и алкоголем, надвигалась к Алёне с сопутствующими речёвками в авангарде наступления. Слова, полные пошловатого восхищения, кишащие обрезанными матами и словами-паразитами, ступали далеко впереди пьяных глоток, их породивших: проголодавшаяся, но тактичная в своём неспешном разгорании тестостероновая похоть с тактом засучила рукава.

Вова мгновенно вырос из-за спины Алёны, проведя границу горящим злым взглядом. Кодла резко взяла на борт, из компанейской тьмы свою перегарную суть не отрыгнув, а лишь сверкнув блуждающими впотьмах сигаретными огоньками-кометами. Вова обернулся, и вмиг взял Алёну за нежнейшую ручку, чтобы поцеловать её ладонь.

– Привет! Можно тебя поздравить с новосельем? – радостно воскликнула тронутая тончайшим приветствием Алёна, тут же заключив Вову в кроткие, но искренние объятия.

– Привет-привет, – неожиданно тепло для себя произнёс Вова, обняв Алёну и отогнав малодушную, приставуче-надоевшую мысль, что бродяга обнимает королеву.

Вова распахнул дверь в ярко освещённый, выбеленный подъезд, учтиво пропустив даму вперёд.

– Честно говоря, никак не ожидала, что ты можешь вот так просто меня позвать, – удивлялась Алёна, высоко цокая шпильками по короткому лестничному маршу, ведущему к двум кабинам вечно где-то пропадающих лифтов.

– Да что говорить, сам от себя не ожидал, – Вова сделал очень натуральный вид, что совершил некий могучий, не характерный для себя, сложно-утончённо-глубокого, поступок.

Одна круглая кнопка вызова на два лифта – пассажирский и грузовой, но какой (если) приедет, решает его величество случай. Двери грузового лифта хрипловато поползли в разные стороны со скоростью раздвижения ворот в средневековом замке. Плавное движение просторной кабины вверх с коротким рывком в самом начале – пролог новоселья в глазах Алёны.

– Как у тебя дела? – спросила она, уже размышляя, как ответить на встречный вопрос, вкрадчиво вглядываясь в своё всегда прекрасное отражение в зеркале, богато облепленном назойливой рекламой.

– По-императорски. Цвету и пахну. Ты как? – Вова, зная, что Алёна хочет говорить, а не слушать, наблюдал, как арабские цифры сменяют друг друга на световом табло, не к месту представив сцену необузданной плотской любви, если какая-то нелёгкая погасит в лифте свет, где воцарившаяся темнота была бы отличным и логичным оправданием.