Ловцы жемчуга
Шрифт:
Его бегающие глаза склонились к земле, словно в молитве.
— Да, аллах это знает, — согласились ловцы. Они верили во всеведение аллаха, ведь об этом говорится в коране. И их совесть была чиста.
Они вернулись к лодкам. Камес сел в одну из лодок третьим. Хаджи Шере следил за ними. Сериндж рассматривал свой испорченный бурнус. Мальчик Саффар смотрел на повязку Ауссы, сквозь которую проступала кровь.
Этот день был такой же, как и все остальные дни в этом жарком уголке земли.
Ни звука, кроме плеска волн, ни движения, кроме самих волн,
Аусса молчал; лицо у него было желтое.
Когда ловцы в полдень возвратились, чтобы засветло успеть рассмотреть добытые раковины, Аусса еще дышал. Увидев возвратившиеся лодки, сериндж снова оторвал край бурнуса и снова перевязал рану Ауссы. Хаджи Шере стоял на берегу, радостно улыбаясь.
— Эй! — кричал он. — Аллах милостив. Кровь течет мелкими каплями. Слава аллаху!
И люди встали на колени и горячо молились; было время после полуденной молитвы аср. Потом высыпали на берег свой улов и, распевая протяжные песни, стали раскрывать жемчужные раковины. Стоял ужасный запах гнили; ловцы руками отрывали от створок куски зловонного мяса и бросали его в море. Когда они кончили, сериндж подсчитал улов. Был он небольшой: горсть бильбилу, т. е. мелких жемчужин, не больше, чем булавочная головка.
И опять нахуда хаджи Шере опустился на колени и громко прочитал первые слова фатхи, молитву, которая заменяет присягу: я не скрыл ничего, что дал мне сегодня аллах.
И ловцы подхватили молитву, так как глаза нахуды бегали от лица к лицу, словно охваченные безумием. Но вот и фатхи закончена, и они подошли к Ауссе, который лежал на песке и был бледнее песка. Мальчик Саффар все еще отгонял мух, которых привлекала кровь на повязке.
— Спит, — произнес хаджи Шере. — Оставим его в покое.
Но Камес уже опустился на колени и приложил ухо к груди Ауссы.
Бегал.
— Мертв, — произнес он с удивлением.
— Как так? — удивился сериндж. — Не может быть?!
— Молчи! Не пытайся обсуждать поступки аллаха! — перебил его нахуда. С этими словами он наклонился и прислушался к дыханию Ауссы.
— Да, он мертв, — сказал нахуда, поднимаясь. И про тянув руки к небу, затянул дрожащим голосом стихи из корана:
— Люди же богобоязненные обретут жизнь спокойную, будут жить в райских садах, облаченные в шелковые одеяния… Так будет; а в жены получат они дев чернооких…
И сериндж и ловцы опустились на песок, подхватывая его слова. Лишь мальчик Саффар молчал. В его маленькой головке проносились мысли, которых он не понимал, перед глазами мелькали образы, которые он не улавливал. Но когда до его сознания дошло, что он молчит, он склонился и детским голосом стал повторять вслед за нахудой последние слова молитвы: …там не будет смерти, и сам аллах будет охранять их покой.
Еще минуту оставался в глубоком раздумье на коленях хаджи Шере. Потом встал.
— Похороните его, — обратился он к ловцам.
В песке вырыли могилу, а Саффар и другой мальчик натаскали камней и обложили тело Ауссы, чтобы уберечь его от хищников. Когда ловцы поднимали мертвого друга, сериндж заметил, что к его шее по-прежнему привязана сетка с тремя раковинами, его последним уловом. Он снял ее. Моллюски были мертвы, как и Аусса. И, отойдя на берег, сериндж засунул свои пальцы в разлагающуюся массу. Выбросил первую раковину. Выбросил вторую. Взял третью — и вздрогнул. На лице его выступил пот, а глаза, словно в ужасе, широко раскрыты. Это была большая жемчужина, круглая, как горошинка, и она сверкала на солнце трепещущим зеленым блеском.
— О, аллах! — шепнул сериндж. Он сжал кулак и оглянулся. За спиной стоял хаджи Шере; глаза его на мгновение перестали бегать с места на место, взгляд был направлен на кулак с зажатой в нем жемчужиной.
И разжал сериндж руку и показал жемчужину.
— Она совершенна! — заявил он. — Красавица!
Нахуда быстро ее оценил. И глаза его снова забегали по сторонам, не зная, где остановиться, от жемчужины к судну, от судна к морю и горизонту, где опускалось солнце, от солнца к людям, которые засыпали могилу.
— Возвращаемся! — крикнул он. — Возвращаемся!
Но ловцы продолжали засыпать могилу, сериндж нетерпеливо забегал по берегу.
— Плывем в Джумеле! — кричал он, — Быстро! Мы нашли Королеву Жемчужин! Быстрее, Али Саид засыплет вас серебром!
Люди столпились вокруг него, охваченные радостью, словно уже получили обещанное серебро, а когда они увидели жемчужину, то с счастливыми улыбками стали готовить судно к отплытию. При этом они, как птицы, пели высокими голосами.
У могилы остались лишь мальчики, Саффар и его друг, которые обкладывали ее камнями. Но камни были маленькие и не покрывали всю могилу.
Когда солнце зашло, судно «Эль-Кебир» уже плыло по морю.
Вот как случилось, что Аусса погиб, ибо в море был планктон, иначе бы створки «сахалы» были закрыты, и рука Ауссы осталась бы невредимой. Но имелись и другие причины его смерти, и хотя у Саффара и была ясная голова, сам он еще так юн, что не мог рассуждать о неисповедимой воле аллаха.
Глава III
Шейх Али Саид, господин Дахлакских островов, жил в Джумеле, расположенном на берегу самого большого острова этой группы, который назывался Дахлак-эль-Кебир. Дом, где жил Али Саид, был побелен, и его можно видеть далеко с моря сквозь просветы в аллеях финиковых пальм. Пальмы были высокие и давали обильные плоды, хотя и росли на голой земле, не покрытой травой; так всегда бывает на Востоке. Лишь кусты граната и жасмина зеленели под пальмами. Сама земля была бурая. И стволы пальм бурые, как какао. Плоды пальм были сначала желтыми, потом золотыми, а когда созревали, становились красно-бурыми. И весь этот бурый сад имел грустный и печальный вид.