Ловец богов
Шрифт:
Но Негодяй невозмутимо добавляет:
— Предлагаю собраться у меня. Там, как бы, неделю никого.
— Предлагаю надавать вам всем по мордасам! — говорю, — что за развод?
— Нас четверо, — весомо замечает Паршивец, — хотя я и сам справлюсь.
— Ладно. Шутки в сторону. Принимаю поздравления и ухожу. Чай, конечно, хороший, но с непривычки я словно под каток попал. Отдохнуть стремлюсь. — нащупываю угол стола, опираюсь и встаю. Головокружение практически прекратилось. И то хорошо.
— Я тебя провожу, — поднимается Паршивец, — кое-что обсудить надо.
— Ты на счет своего важного дела?
Паршивец кивает:
— Не сердишься уже? Признаю, что я сволочь и скотина, но ты мне действительно нужен. Если дело выгорит, сорвем столько кредиток, что на всю жизнь хватит. Это не просто джек-пот, а все джек-поты всех игральных домов Такера разом.
— Их всего три.
— Чего?
— Игральных домов в Такере. Играть-то некому. Не так уж много кредиток выходит.
— В общем, это, пойдем. Диски я тебе завтра занесу, посмотришь, что там стырил.
Я согласно киваю головой.
Посмотрю.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Кого знали, кого не знали
Глава 006
1
Кто-то перед сменой нажрался чеснока, и теперь в душной дежурной комнате воняло так, что живых выноси. Оба окна распахнуты настежь, но что с того? На улице хоть и середина апреля, а солнце лезет прямо в глаза, воздух похож на забродивший кисель, ветерка и в помине нет. Жара, одним словом, как в августе. Что происходит с этим поганым миром?
Спасало одно — холодная таблеточка под языком. Что-то из слабенького и даже, кажется, незапрещенного. Если собрать волю в кулак и не гнать на всех порах, а посасывать белый кругляш неторопливо, давая ему раствориться минут за двадцать — двадцать пять, тогда эффект наступит сногсшибательный.
Мороз по коже, как сказал Строганов, который занес таблетки в дежурную комнату несколько часов назад. Строганов знает свое дело.
Свою первую таблетку Говорухин проглотил час назад, и после нее уже почти отпустило. Сквозь приоткрытую дверь пробился запах чеснока, снова зачесалась шея в том месте, где натирал жесткий подворотничок офицерского кителя. Жутчайшим образом хотелось надавать кому-нибудь по ребрам…
— Виталь, чай завари.
В дежурной комнате, помимо Говорухина сидел старший сержант Морозов, коротающий долгие часы дежурства разгадыванием кроссвордов. Не поднимая головы от очередной черно-белой сетки, Морозов протянул руку и щелкнул кнопкой автомата. Спустя несколько минут забурлила вода.
Говорухин вытянулся на кровати, положив руки за голову, и посмотрел на часы.
Через десять минут последний выход в Нишу, потом через три с половиной часа пересменка. Хорошо. Скучное и унылое дежурство, которое не спасали даже таблетки Строганова, подходило к концу.
А сегодняшний вечер сулил множество приятных моментов.
Во-первых, Говорухин заберет деньги у коротышки Шепко. Тот будет ждать на перекрестке Северной и Стасова в ресторане «Знамя», стилизованном под недавнее идеологическое прошлое страны, еще. Если Шепко придется по вкусу та информация, которую Говорухин собственноручно раздобыл в Нише, то можно ожидать продления контракта. Читай — много кредиток на ближайшие полгода.
Из-за кредиток же возникали пресловутые «во-вторых», «в-третьих» и так далее и тому подобное. Это были, собственно, бабы, водка и наркотики.
Баб Говорухин любил. Как говорится в одном анекдоте: «по пять за ночь». Даже была у него скидка в одном публичном заведении Такера, где его никто не знал, а за глаза называли (Говорухин слышал) каким-то отставным офицером из центра. Откуда шлюшкам знать, что через два месяца он собирался подать прошение на повышение звания в связи с выслугой лет, и что на самом деле он работал в Службе Охраны Ниши (злые языки прозвали службу «СЛОНовьей работой», а самих офицеров не иначе как Слонами). Впрочем, бабам простительно не знать. Он бы тоже не смог отождествлять пьяного, одурманенного мужика, шляющегося по проституткам, с офицером самой модной нынче службы Центрополиса.
Между прочим, Говорухин маскировался. Он всегда переодевался перед походом в город. Иногда клеил себе усы. И неизменно, в любое время суток, его глаза скрывались от внешнего мира за большими черными очками. Ведь худшие последствия от приема наркотиков — красные глаза, словно у кролика. Раньше краснота наступала только в период «отходняка», теперь же не проходила совсем, даже в те редкие дни, когда Говорухин не пил, не глотал и не колол ничего, что он сам называл веселым словом «шипучка».
Автомат горячих напитков призывно пискнул, выплюнув пластиковый стаканчик с чаем.
— Виталь, подай, будь человеком.
Морозов оторвался от кроссворда и поставил стаканчик на тумбочку возле кровати, между пустой кобурой Говорухина и его же темно-синей кепкой с овальной кокардой посередине.
— Через пять минут снова в бой, — сказал Говорухин, сжимая горячий стаканчик в руке, — солдат, ты готов?
По обыкновению молчаливый Морозов не отреагировал и на этот раз. Скучно с ним дежурить. Ни выпить, ни баб привести. Морозов, конечно, мужик ничего, но посмотришь на его унылую рожу, и сразу ничего не хочется. Он же еще женатый, сколько-то там детей завел, поэтому от баб точно откажется. А какая выпивка без баб?
Эх, был бы кто-нибудь из Лиги, тогда бы повеселились, и время бы быстрее прошло.
Говорухин осторожно отхлебнул, поглядывая на часы.
Трое офицеров, входящих в так называемую Лигу, сейчас отдыхали. Четвертый — Говорухин — оказался неудачником и угодил в наряд даже не в свою смену, а по указу кого-то сверху, подменяя заболевшего товарища.
Еще с утра Говорухин позвонил Афимину. Тот с радостью сообщил, что загнал базу данных какой-то валютной фирмочки, и в настоящий момент сидит на унитазе и ширяется нехилым многопроцентным раствором.