Ловец богов
Шрифт:
Откуда эта странная мысль? Бред, бред. Нет ли поблизости гипнотики, которая разрывает сознание на лоскуты?..
Пройдоха между тем осторожно толкнул дверь ногой, впуская в образовавшуюся щель тусклый луч света фонарика. На мгновение мне показалось, что изнутри пульсирует странное красное свечение, но я моргнул, и видение исчезло. Что-то нехорошо мне, кажется всякое, в голову лезет. Неужели отвык совсем от Ниши? Ох, Грозный, видимо, стареешь.
Пройдоха распахнул дверь шире, сделал шаг вперед и растворился в темноте.
— Что там?
— Тут, блин, как обычно, все украдено до нас!
— Дай-ка мне фонарик, — приближаюсь к
От неожиданности я отпрянул назад. Снова галлюцинации! Да что же это такое! Я заморгал, и красные огоньки в глазах Пройдохи мгновенно растаяли.
— Нечего там смотреть, — говорит Пройдоха, не заметив моей странной реакции, — пыльные стены, две какие-то пустые коробки и больше ничего. Или тут кто-то уже побывал до нас или тут вообще ничего не было, ага.
Я потряс головой.
— Но ведь замок на входе есть, а тут уже нет.
— Может, хозяева что-то оставляли, а затем забрали. Слушай, Грозный, пошли отсюда, а? Времени мало.
Я молча беру из его рук фонарик и сам заглядываю в комнату, желая убедиться. Не верю я, что ресторан пустой. Для чего тогда замок на дверях? Для чего имитация запахов, старательные модели бутылок, интерьера? И этот след от вырванной защелки…
Действительно, луч света выхватывает из темноты бумажные коробки. Небрежно так валяются, у одной бок вмят внутрь, вторая открыта с обеих сторон. И обе, естественно, пустые. Я подошел ближе, присел на корточки и посветил по сторонам. Вдруг, чего обронили?
И тут луч фонарика уткнулся в маленький бокс для хранения дисков. Он лежал между большими коробками, на боку, и почти сливался с землей.
Вот тебе, Грозный, и находка.
Бокс оказался прохладным на ощупь, внутри обнаружилось два диска без обозначений. Судя по полоскам прожига — с информацией. Это кто же здесь так постарался, сымитировал?..
— Нашел что-то? — спрашивает из-за спины Пройдоха. Увидел, чертяка, как заметался луч света.
— Углядел, — говорю. — На базу данных господина Лихтенштейна, конечно, не тянет. Но что-то определенно весомое.
Я положил бокс с дисками в рюкзак. Баловство одно, мелкая рыба. Но чувство удовлетворения где-то в душе зародилось, пригладило взъерошенные инстинкты софтера.
— На улице какое-то движение, ага, — говорит вдруг Пройдоха из-за спины, и голос взволнованный, — со второй улицы, но не вижу кто. Далеко еще.
— Автомобиль?
— Возможно. Направляется по дороге в нашу сторону. Может, свернет?
Ох, не люблю я такие движения. Автомобилями в Городе только Слоны и пользуются. Я вышел из комнатушки (а там было намного прохладнее, оказывается), прикрыл дверь и подошел к окну, где стоял Пройдоха. Вдалеке на дороге различил маленький автомобиль непонятной марки и шлейф пыли, вьющийся за ним по дороге.
— Всегда так, — говорит Пройдоха сквозь зубы, — отдохнуть не дают спокойно.
— Вот выучишься в своем университете, тогда отдыхать будешь! Пойдем.
Мы вышли из ресторана. Я не поленился приладить замок на место. Очередное правило софтера, чтоб его, старайся заметать следы. По сути, мы мало чем отличаемся от обыкновенных воришек. Ну, может, мозгов чуть побольше будет, а так…
Снова навалилась жара. Густой горячий воздух подмял под себя, выдавил капли ненастоящего, имитированного пота. Второй дороги отсюда видно не было — ресторан загораживал — но мы не стали любопытствовать, ибо
5
Выходить из Города Одиноких больно. Не физически, нет, морально! Словно только что был в невесомости, а потом навалилась сила тяжести и прижала к земле с такой силой, что ноги не слушаются. Или, может, с такой болью возвращается свободная мгновение назад душа в оковы человеческого тела.
Возможности Ниши губительны. Мысли о невесомости и неуязвимости проникают в мозг не хуже сорняков на грядки, а вырвать их куда сложнее. Оглянуться не успеешь, а мысли о полетах, о прыжках с третьего этажа уже там, в бедной моей головушке. И если выдергивать такие сорняки с корнями — тогда больно. Меня словно надули углеродом, как воздушный шарик, потом проткнули иглой, а то, что осталось, заштопали грубым швом. Вот такие примерно ощущения, что еще сказать? Мир возник, словно из ниоткуда, и поначалу казался сном. Затем проникли связные мысли. Я стал существовать, нащупал рукой горячий ИК-порт и выдернул его из скретчета. Только Слоны тратят время на адаптацию, привыкание к внешним условиям, дают отдохнуть выключенной аппаратуре, контролируют мышцы. Софтеры обычно предпочитают шоковую терапию. Больно, но быстро. Стоит обесточить скретчет, мозг остается без подкачки оперативной памяти виромата и начинает функционировать самостоятельно. Он ленивый, мой мозг. Врубается неохотно, со скрипом. Недовольство свое выражает огоньками перед глазами и монотонным гудением внутри головы. Но потом все равно мы с ним договариваемся.
«Как работал, так и заработал» Я сосредоточил все свое внимание на агитационном плакате. Я снова живой, смертный, здоровый, что б тебя… Я снова я. Кругом такие же живые, хотя в будущем абсолютно и стопроцентно мертвые люди. Можно позволить себе улыбнуться над шуткой. Аплодисменты. Помимо жуткой головной боли еще ноет спина, задница, жжет в глазах, а во рту вязкая гадость, как на утро после пьянки.
Нахожу в этом мутном неприятном мире Паршивца. Улыбается, скотинка. Знает, как мне сейчас плохо. В могучей руке маленькая чашечка. Опять чай! Ненавижу чай! От него потом икота!
— Или пьешь сам, или залью я. Ты меня знаешь, — голос Паршивца как в пустоте. Отскакивает от стенок внутри черепушки.
— Лучше сам.
— И мне чаю, и мне, — голос Пройдохи, слабый и запредельно далекий.
Я взял кружку, чувствуя пальцы, словно набитые стекловатой, и сделал несколько глотков. Внятно посмотрел на Паршивца, похожего на заботливую сиделку-телохранителя у постели смертельно больного. И выражение лица соответствующее.
— Я бы очень сильно удивился, если бы чего-нибудь не спер. Надо было тебя выдернуть принудительно, чтоб знал в следующий раз.
— Сам спровоцировал, — говорю, — отмычки зачем дал?
— Чтоб ты голыми руками не полез. Если бы я был твоей матерью, я бы придушил тебя сразу после родов. Невыносимый у тебя характер, Грозный, ей богу.
— Кто-нибудь нас засек?
Паршивец качает головой:
— Там и не было никого особо, так, пара дежурных. Вообще-то за первый раз полагается проставляться.
— Граждане, — говорю, — с каких это пор софтер со стажем должен поить шайку прохвостов за свой счет? — оглядываю присутствующих и вижу, что шайка прохвостов, в общем-то, не против, — какой такой первый раз? Ничего не знаю!