Ловец удовольствий и мастер оплошностей
Шрифт:
Эстер читала мои мысли. Как же хорошо она меня знала. Она всё чаще и всё ближе наклонялась ко мне. Под низким разрезом ее платья я видел ее правильную обнаженную грудь без лифчика. На миг мне казалось, что мир не так скучен и уныл, каким кажется, когда приходится общаться с такими, как ее «кузен», да и вообще. Поразительно, но эта женщина смогла бы вить веревки из кого угодно.
– Мне в Москве нравится, – сказал я, чтобы поддержать разговор и чтобы не сидеть и не глазеть на кусты, на машины, на Эстер. – Там всё изменилось. Здесь никто представить себе не может,
Алан благовоспитанно поежился:
– Эсти говорит, вы собираетесь издавать книги. О сегодняшнем положении в вашей стране?
– В моей?
– Здесь действительно не хватает информации, – с праздной отстраненностью продолжал тот. – Никто ничего не понимает. Наверное это имеет смысл – просветить, приоткрыть завесу…
– Занавес, – поправил я.
Но и на этот выпад он не отреагировал.
– Это ты, Алан, ничего не понимаешь. Но мы тебе всё объясним, не волнуйся, – заверила его Эстер. – Давайте закажем, есть хочется.
Эстер попросила еще шампанского. Вдвоем они опять стали изучать рыбное меню. Они заказали себе по пол-лобстера и солею, я же предпочел что попроще. Блюда принесли почти сразу.
За едой «кузен» продолжал в том же духе:
– Одна моя знакомая, кстати, занимается геополитическими исследованиями в странах Восточной Европы… В СНРС [6] , правда, не много теперь желающих изучать бывший соцлагерь. Ведь спрос упал, с тех пор как…
– С тех пор как русских на колени поставили, – помог я с формулировкой.
6
СNRS, Национальный центр научных исследований Франции. – Примеч. ред.
– Если хотите. Да вы, кстати, ее знаете.
«Кузен» назвал женскую фамилию, более чем громкую, всем известную.
– Я не думал, что она в СНРС такими вещами занимается, – заметил я.
– Нет, конечно, – невпопад продолжал тот. – Франция страна маленькая. Здесь всё связано… по секторам. Политика – такая вещь… Можно конечно с безразличием относиться, что ж…
– Да, можно, – подтвердил я.
«Кузен» сделал понимающую мину. Вы, мол, не один такой, но куда от нее денешься.
– Политика – удел людей ограниченных, которые не находят себе применения и не хотят расстаться с амбициями, – сказал я. – Это довольно просто.
Пару секунд «кузен» смотрел на меня молча, словно пытался наконец понять, как всё же относиться к моей нерадивости.
Эстер умело ковыряла лобстера и немного покачивала головой. Всегда, мол, один и тот же треп непонятно о чем.
– Когда вы общаетесь с людьми примитивными, вы почему-то всегда вынуждены спускаться на их уровень, – пояснил я свою точку зрения и вряд ли проявлял такт. – Обратного никогда не происходит. Замечали?
«Кузен» и понимал и не понимал. И тем самым еще больше раздражал меня.
– Среди моих знакомых принято считать, что человек… ну если он рвется во власть, хочет людьми верховодить, или мечтает чиновничьей о карьере… он уже поэтому ноль. Он ничтожен. От природы… Есть в этом что-то низкое, убогое, – добивал я чем мог. – Если есть возможность, человек такой обязательно воплощает свои пороки в жизнь. К счастью, таких возможностей у него мало… Мужчина, если он рвется в политику, он как правило садомазохист. Если это женщина, то чаще всего это лесбиянка, заядлая или несостоявшаяся. Нормальных людей там мало. – Я конечно нес ерунду, назло сгущал краски. – Так думают люди творческие. Осмелюсь утверждать за всех. А кто там кого на колени поставил… Там, где живут по понятиям, это принято. Сегодня ты, завтра я…
– Ну, вы настоящий радикал, – вынес «кузен» вердикт, вполне справедливый.
– Наверное.
– Что же, творчеству все должны придаваться? – развел он щуплыми ладонями. – А кто управлять должен… всем этим базаром? Да всем миром? Если пустить на самотек, мир развалится, в считаные дни. Нет-нет, к политикам можно относиться так, как вы. Суетливые, продажные… Вон, на наших посмотрите! Но всё-таки… Современное общество порочно, как и любое другое – это факт. Но ведь никто не предлагает ничего лучшего. Так что если обобщать…
– Французы почему-то страшно боятся обобщений.
– А вы? Не боитесь?
– Смотря что обобщать.
Некоторое время мы молчали, уткнувшись каждый в свою тарелку. «Кузен» подлил в бокалы вина. Эстер не переставала подносить вино к губам и безмятежно улыбалась. Моя раздражительность ей нравилась. Казалось, что она просто ждет, когда же я, наконец, выйду из себя по-настоящему.
– Мы с Аланом хотим предложение тебе сделать, – произнесла Эстер таким тоном, будто поймала меня на слове. – Точнее он, а я, как правообладатель на его книгу, его поддерживаю. Хочу издать его книгу в России.
Я не нашелся что сказать.
– У тебя есть контакты. Ты знаешь, куда пристроить перевод этой рукописи. Пока это рукопись, хотя уже сверстанная, откорректированная, – продолжала Эстер как невменяемая. – Выступишь как агент. У тебя будет доля от продажи.
Вот и здесь, в Париже мне предлагали что-то из того же ряда, что-то куда-то пристроить, подзаработать непонятно на чем. С чужого перевода?
– Эстер, парижские издатели отдают в России права за бесценок. Даже на хорошие книги, – сказал я. – За сотни евро в лучшем случае. Лишь бы пробиться на русский рынок, а там… Часто и этих сумм не платят. Заблуждение всё это.
– Я узнавала, – с мягкостью возразила она. – Там многое изменилось. Совсем недавно…
– Да умоляю! Там никогда не платят, если могут не платить. Если есть возможность обойти закон, его обходят.
– А у нас по-другому? – назидательно вставил Алан.
Спорить не хотелось. Казалось очевидным, что мнение мое их не образумит.
– Пристроить текст, наверное, можно, – сказал я. – Рад буду помочь. Но без прожектерства, без участия в прибыли. Не будет никакой прибыли. Иначе запутаешься, Эстер. Будет гора бухгалтерии ради гроша ломаного… О чем вообще книга?