Ловец удовольствий и мастер оплошностей
Шрифт:
– Здрасьте, – возвращает меня в реальность телефонный звонок и женский голос.
– Здрасьте.
– Это Нана.
До меня не сразу дошло, кто именно звонит.
– Извините… Вы телефон оставили, – на ощупь оправдывается голос. – Тогда, в ресторане… с Жан-Полем.
– Ах, да, теперь узнал вас… Как поживает Жан-Поль?
– Спасибо. Всё классно у нас. Я звоню вам… У нас оказывается есть общие знакомые.
Я развожу руками.
– Моя подруга, она племянница…
– Учился я действительно давно, – сказал я, не зная, что сказать.
– Какое всё-тки совпадение.
– Да, совпадение… Чем могу помочь вам, Нана?
Нана стала объяснять, что не ей, а как раз подруге нужен совет знающего человека, который что-то смыслит в административных «тонкостях» Франции. Подруге пришлось заниматься во Франции какими-то оформлениями, и она окончательно запуталась. В чем затруднение и что подруга хочет от меня услышать, Нана объяснить толком не могла.
И она пригласила меня на чашку кофе.
– В Москву я не собираюсь ни завтра, ни послезавтра. Я ведь за городом живу, вы знаете, – предупредил я. – Жан-Поль, ваш друг, не обидится на вас, что вы его не попросили о помощи? – нахально спросил я.
И действительно повисла пауза.
– Он в отъезде, в командировке, – выдала Нана.
В два слова было сказано слишком много. Ясности не прибавилось. Что у нее на уме, я не понимал. Но чтобы не быть нерадивым, я предложил увидеться в ближайшую среду в знакомом мне кафе рядом с Большой Никитской. Задняя мысль: перезвонить накануне, сослаться на что-нибудь и, если суть странного рандеву не прояснится, перенести его на потом.
Позднее я позвонил де Лёзу. Решил проверить, добрался ли он восвояси, не застрял ли по дороге в Африке или еще где-нибудь. Разницы во времени с Кабулом вроде бы не было. Однако пробило уже двенадцать ночи, и номер долго отзывался лишь длинными гудками.
Вдруг послышался ясный голос. Он еще не спал. Добрался. Без приключений. У него всё было слава богу.
Насчет звонка подруги Жан-Поля и рандеву с ней Арно вдруг разразился хохотом. Жан-Поль слыл ловеласом. Так что нет причин осторожничать на его счет. Ловелас поймет другого ловеласа. Почему-то причисляя и меня к этой категории, Арно советовал идти на рандеву не раздумывая. Таким девушкам не отказывают. Да и вообще, что это я, вообще потерял вкус к жизни? Не до такой же степени?
Еще с минуту мы обсуждали Кабул, творящуюся там неразбериху. Не трудно ли ему там в свете всех новостей? Нет, не трудно. В Ипёкшино у меня от новостей разрывался и телевизор и радиоприемник. Ведь пару дней назад было объявлено, что Обама отправил к праотцам самого Усаму.
С непонятным недовольством де Лёз объяснил мне что к чему: какая, мол, разница? В Кабуле и не к такому привыкли. Он свернул разговор, напомнив мне, что мобильная связь с Афганистаном – сущее разорение. Мы распрощались…
Приехав на рандеву, я оказался в непривычной компании. Я давно не попадал в такое общество. Молодые, какие-то ничейные женщины. Такое впечатление производили обе подруги.
Нана виновато улыбалась. Совсем не та, что в ресторане, девушку словно подменили. Подруга – звали ее Элен – тактично взирала меня добрыми серыми глазами, и я улавливал в них какое-то удивление. Вполне привлекательной внешности, невысокая, щуплая, светловолосая, со следами переутомления на лице. Она вряд ли пришла ради знакомства, скорее всё же по делу.
Девушкам принесли фруктовый чай с имбирем, мне – кофе. В кафе на Гоголевском бульваре мы прохлаждались уже с четверть часа, но меня так ни о чем и не просили, не расспрашивали. Тянуть девушек за язык мне не хотелось. Казалось очевидным, что последует какая-то просьба, как всегда бытовая, обременительная, – передача вещей, денег, срочных бумаг.
Без своего банкира Нана выглядела попроще, более приветливой. Она ловила мой взгляд. Я чувствовал, что ей хочется чем-то мне угодить.
– А как же фамилия? Знакомого, что учился со мной.., – спросил я у Элен.
– На «бог» заканчивается… У предков фамилия была на «борг», переделали на русский лад, – ответила она не прямо. – Святобог.
– Да, кто-то ходил с такой, – припоминалось мне. – Мужчина?
– Нет… Тетя моя. Неродная, – ответила Элен. – Вас там помнят.
– Да, фамилия у вашей тети потрясающая. Мне бы такую, – пошутил я.
Элен наградила меня покорной улыбкой и добавила:
– У нас в семье много… много иностранной крови.
– Россия, чего вы хотите… Элен – это тоже не совсем по-русски. Зато литературно. – Я тактично развел руками.
– Толстого имеете в виду?
В аллюзию закралось что-то невнятное.
– И его тоже. Каждый вкладывает свое. Жена Пьера Безухова была неписаной красавицей, чем уж там, – напомнил я.
Элен легка потупилась. В этот миг я осознал, что человек она, наверное, не лишенный тонкости. Ее нерешительная речь, аккуратность в словах, впрочем свойственная женщинам с нелегкой жизнью, проблемами, взывала к большей сдержанности с моей стороны.
Я поинтересовался, какая же от меня требуется помощь. Элен еще больше смутилась. Подруга пришла ей на помощь, стала деловито объяснять, что родители Элен, по маме немцы этнические, уехали в свое время на ПМЖ в Германию. Правда, сегодня их не было в живых, оба погибли в автокатастрофе. Элен осталась за главу семьи.
Объяснения прозвучали неожиданно, трагично. Я даже растерялся. Так в Москве всегда и случалось: кого ни копни, открывается не жизнь, а пропасть событий, необычные судьбы.
И вот сегодня Элен приходится расхлебывать давнюю административную белиберду, объясняла Нана за нее, но уже во Франции, в Эльзасе, где похоронен родственник, воевавший в Вермахте и погибший в конце войны. Воинское кладбище находилось в небольшом провинциальном городке. Предстояло возобновить концессию. То есть внести взнос, а для этого нужно было связаться со служащими местной французской мэрии, в ведении которой находилось военное кладбище. В телефонных звонках и бумагах Элен запуталась. Местные чиновники относились к делу спустя рукава, на переписку отвечали как попало и даже путали имена, фамилии.