Lover In Low Light
Шрифт:
Кларк делает всё возможное, чтобы привлечь внимание Рэйвен. Она смотрит на неё так пристально, что даже удивлена, что не может прочесть её мысли. И это срабатывает, ведь через секунду Рэйвен поворачивается к ней, и Кларк подаёт ей знак бедствия. Если кто и может разбавить обстановку, так это Рэйвен, так что Кларк могла только надеяться и молиться, что у подруги есть что-нибудь в рукаве.
— Эм, круто, нам всем приятно познакомиться, — сказала Рэйвен, прокашлявшись и выдавливая из себя улыбку. — И Лекса, классно вновь тебя увидеть, серьёзно. Мы должны договориться, чтобы собраться всем вместе в
— О, да, точно, — сказала Лекса, быстро возвращаясь в реальность, и отходит от огромной центральной картины. — Не будем вам мешать. Костиа, ты готова?
Кларк не может сдержать себя от слышимого вздоха облегчения и уже готова отходить, когда слышит, как Костиа покашливает и говорит:
— Оу, теперь я вижу, — замечает она картину, и желудок Кларк падает внутри. — Вот, почему ты не хотела покупать эту картину, Лекса. Это ты.
Лицо значительно побледнело, дух Лексы словно оставил её тело, и Рэйвен, отходя от неё, выглядела точно так же. Желудок Кларк скрючился, горло пересохло, а с языка не сходит ни слова. Этот момент, кажется, не может быть реальным.
Когда она проснётся от этого ночного кошмара?
— Ну, должна сказать, Кларк… — говорит Костиа, облизывая передние зубы, прежде чем вывести улыбку на своём лице. Эта улыбка граничит с мучением. — У тебя довольно детальные воспоминания.
— Эм, — бормочет Кларк. — Я… Моя работа, эм… — прокашлявшись, Кларк собрала все силы в кулак и попыталась вновь. Она отталкивает правду как можно дальше, ведь от этих слов потом никогда не уйти. Часть её, тем не менее, глубокая и болезненная, хочет сказать им:
Ничто никогда не вдохновляло меня больше, чем форма ее бёдер, этот лёгкий изгиб её губ, когда она улыбалась, сонно и довольно; как она шептала «навсегда» у моей кожи.
Но вместо этого она произнесла:
— Я специализируюсь на женских телах, особенно обнажённых. Уверена, ты заметила это, исходя из основной части работ здесь. Художники постоянно рисуют по памяти. Ничего личного. Мы используем людей из наших жизней как моделей для работы, и, эм…
— О, да, это точно, — встревает Рэйвен, чтобы встать на сторону Кларк. — Кларк всех рисует. То есть ты должна увидеть все картины, на которых она изобразила меня обнажённой, как с моей ногой, так и без.
Рэйвен стучит рукой по своей левой ноге, пока говорит, и Кларк ненадолго закрывает глаза, выпуская воздух через нос. Блондинка никогда не рисовала Рэйвен нагой — не то чтобы та была против; но она знала, что девушка просто хотела помочь ей сейчас. И она чувствует, что такого рода «помощь» может ухудшить положение или сделать обстановку ещё более неловкой.
— Это как: Господи, сколько раз ты должен видеть меня голой, — сказала Рэйвен, громко смеясь, чтобы не выглядеть притворной. — Ну, я думаю: она настолько хороша, так что кто я такая, чтобы сказать нет, понимаете? Должно рисоваться больше картин с голыми женщинами с протезами, я права? И Лекса выглядит тут классно, ты должна согласиться. Это такая прекрасная работа, пр…
— Остановись, — пробормотала Кларк, толкая её локтем в бок, и Рэйвен сразу
— Хорошей вам ночи.
Она не может стоять здесь больше, не может ощущать напряжённую атмосферу в воздухе и в своём теле. Она не может вынести изучающий взгляд Лексы даже тогда, когда взгляд брюнетки должен быть устремлён на Костию. Кларк начинает чувствовать приступ тошноты.
Блондинка уже начала уходить, таща за собой Рэйвен и жестом показывая Финну идти за ней, но прежде чем она успевает сделать пять шагов…
— Подожди.
Комментарий к Глава 2: Так или иначе, всё осталось по-прежнему. Часть 1.
Ооочень затяжная сцена. Но она прекрасна.
Жду ваши мнения)
========== Глава 2: Так или иначе, всё осталось по-прежнему. Часть 2. ==========
Мне нужно идти, Кларк, — сказала Лекса, видя своего босса, который машет ей через всю комнату. На лице женщины суровое выражение, поскольку Лекса сейчас занимает рабочий телефон, так что брюнетка уже знает, что её ждёт лекция о личных разговорах во время работы. С другой стороны, она постоянно на работе. Домой редко получается уйти.
— Что? Нет! — стонет Кларк. — Лекса, мы на телефоне только две минуты, и я не преувеличиваю. Буквально две минуты, и это самый длинный разговор, который у нас был за неделю!
Лекса прислонилась к стене и понизила голос:
— Знаю, Кларк, но я на работе.
— Ты всегда на работе, — сказала Кларк, и её голос оборвался. Усталый и с оттенком обиды. Лексе больно слышать этот голос.
— Знаю, — прошептала она, — я знаю, и мне жаль. — Так и есть. Каждый раз Кларк вздыхает в трубку, Лекса извиняется. Каждый раз Кларк кричит о том, что скучает, а Лекса извиняется. Каждый раз голос Кларк тихий и холодный, и Лекса извиняется. Она постоянно извиняется, потому что эта интернатура открывает так много дверей в её будущую карьеру, но закрывает так много в её отношениях. Лекса чувствует, как разрывается на две части. — Мне нужно идти.
— Тебе всегда нужно идти, — вздыхает Кларк. — Ты понимаешь, что практически каждый наш звонок ты обрываешь из-за того, что тебе нужно идти? Тебе всегда нужно идти, Лекса.
— Кларк, пожалуйста, постарайся понять, — стонет Лекса, снова оглядываясь на начальницу. Женщина стучит по своим часам и качает головой. Дерьмо. — Ты знаешь, я не должна быть на телефоне.
— Тогда зачем отвечаешь, когда я звоню? Почему ты просто не переводишь меня на голосовую почту, как обычно делают? Почему ты просто не оставишь меня молоть чепуху в сообщения, которые ты, возможно, потом не прочитаешь ещё месяц?
— Потому что я скучаю по тебе, — сказала Лекса. Слова выходят из неё чуть громче, чем шёпот. Горло слишком сжато. Голос ломается, трещины распространяются по нему, как и по сердцу, когда боль Кларк кровоточит сквозь телефонную мембрану.
— Скучаешь по мне? — огрызается Кларк. Голос резкий и злой. — Тогда почему у тебя больше никогда нет на меня времени, Лекса? Такое чувство, будто я — твоё бремя теперь. Мы разваливаемся, и тебе пофиг!
Лекса ощетинивается на это обвинение, она слишком устала и не может подавить гнев, который уже начинает ходить волнами внутри. Она слишком устала, чтобы не дать отпор.