Lover In Low Light
Шрифт:
Кровать вздрагивает, когда Лекса плюхается на спину, и одеяло слегка помялось. Когда Костиа расположилась рядом с ней, взгляд брюнетки сфокусировался на потолке, а её девушка хранила молчание. Лекса знает, что она ждёт, ждёт, что она начнёт, ждёт, что расскажет ей их историю, скажет что-то, что угодно.
Лекса сглотнула ком в горле и громко вздохнула.
— Мы были вместе в колледже, — прошептала она. — Это было… сильно.
— Первая любовь всегда такая, — мягко сказала Костиа, мило рассмеявшись. — Я предполагаю, она была твоей первой любовью?
—
— Как долго вы были вместе?
Облизнув губы, Лекса закрыла глаза:
— Четыре года, начиная с того времени, когда мы были в колледже, и немного позже.
— Воу, — прошептала Костиа, и Лекса могла слышать, каким удивлённым голосом это было сказано. — Это долгий срок.
— Да.
— Ты сказала, что расставание было твоей виной?
Лекса почувствовала острый приступ боли в груди и кивнула. Она не видела Костию, но знала, что та смотрит на неё и ждёт большего.
— Аня сказала бы иначе, и, возможно, Кларк тоже.
Тяжело произносить её имя вновь, проталкивать эти звуки через губы, но это всё равно приятно. Похоже на освобождение; или, вернее, на возвращение домой, и, вероятно, это должно пугать Лексу, но это не так. Это слишком приятно, чтобы бояться.
— Может, это не было чьей-либо ошибкой, — прошептала она. — Я делала то, что считала лучшим на тот момент, что я и до сих пор считаю, было верным для меня, но я чувствую ответственность. Постоянно.
— Что ты сделала?
Лекса снова и снова сглатывала, пытаясь прекратить душивший спазм в горле, но это не помогало. Её голос напрягается, когда она старается выдавить из себя слова; хочется остановиться. Она хочет дать словам умереть, дать истории вновь отойти на задний план. Она хочет доползти до подушки и закрыть глаза, проспать всё это горе, забивающее её горло и пульсирующее в груди.
Она никогда не была хороша в том, чтобы говорить о своём прошлом, только не об этой части. Они с Кларк были вместе уже почти четыре месяца, когда Лекса сказала, что она сирота, и целых шесть месяцев отношений с Костией потребовалось, чтобы рассказать ей. Даже тогда она лишь мимолётом об этом упомянула, короткими фразами, которые показали, что она слишком свыклась с этим, чтобы ситуацию оценивали, чтобы её жалели, смотрели свысока.
Спустя восемь месяцев Лекса познакомила Кларк с Аней, показала ей их старую потрёпанную квартиру в противоположной стороне города. Только Кларк она рассказывала ночью, как они познакомились с Аней, когда их поселили к приёмным родителям. Лексе было тринадцать, Ане — шестнадцать; какой это был жуткий опыт, но даже после того, как их выгнали из дома, они сохранили контакт; и как, когда Лекса была уже достаточно взрослая, за шесть месяцев до окончания старшей школы, она покинула систему и съехалась с сестрой.
Аня была первым человеком, кому Лекса верила или кого любила, и она всегда хотела защищать её, держаться рядом. Она хотела, чтобы их отношения с Кларк были твёрдыми и серьёзными, прежде чем привести её в эту маленькую семью, к Ане.
Они встречались
Боль — это что-то, что ассоциируется с горем, печалью и одиночеством. Она знает её как свои пять пальцев и может иметь с ней дело. Она может вынести это, но говорить? Это другое. Ей всегда это давалось с трудом.
Слишком тяжело говорить о том, что она перенесла, о том, что она потеряла, включая и Кларк, потому что испытывать это и тащить на себе — более чем достаточно. С этим она справляется. Это — всё, что она может взять и продолжать проживать день за днём. Она не говорит о прошлом, а у неё редко спрашивают, и, может, неверно было молчать о Кларк раньше, но так всегда было проще: нести груз в тишине, пусть прошлое и остаётся в прошлом.
Это делает жизнь гораздо более терпимой.
— Я подала заявку на стажировку в компании на год прежде, чем окончила обучение, — скрежещущим голосом выдаёт Лекса.
Костиа подползла ближе к ней:
— В ту компанию, где ты работаешь и сейчас?
Кивнув, Лекса скручивает на пальце одеяло и смотрит на потолок.
— Я никогда не думала, что получу её. Филиалы компании охватывают полстраны, и принимали они только по три интерна в год. Это было рискованно, но то была одна из самых больших и успешных в стране компаний по кадрам и планированию. Когда я не получила от них извещения, окончив университет, то подумала, что уже никогда не получу и отпущу эту ситуацию.
— Но ты всё-таки получила извещение, — сказала Костиа, и Лекса снова кивнула.
— Получила, — ответила она. — Но они позвонили мне с предложением интернатуры только через четыре месяца после выпуска. Кларк открыла свою первую галерею двумя месяцами ранее, и её работы уже начали притягивать публику. Она только что получила задание от самодеятельного театра — рисовать фоны к их летним и осенним шоу. Она не могла сорваться и уехать, не тогда, когда всё начинало получаться. Я бы не стала просить её ехать со мной, а она — просить остаться. Хотелось, чтобы у нас обеих были возможности и успех, поэтому мы решили, что я уеду и мы будем поддерживать отношения на расстоянии, пока интернатура не закончится и я не вернусь домой.
Голос Лексы сорвался, и она тяжело вздохнула:
— Мы пытались, — сказала она, и это получалось до тех пор, пока я не стала слишком занята. Я всегда находилась в офисе, всегда на каком-то мероприятии. Я редко видела свою квартиру и редко получала возможность поспать в собственной кровати. Я жила на фаст-фуде, чипсах и посылках, которые мама Кларк отсылала для меня каждую неделю. У меня едва было время, чтобы жить, не говоря уже о времени на звонки по телефону или по скайпу. Это сломало нас, но мы старались. Кларк старалась. Она позволила мне уехать потому, что знала, что я вернусь домой в конце года. Она знала, что мы сможем собрать нас по новой, если я вернусь домой. Но когда…