Loving Longest 2
Шрифт:
— Это что вообще такое? — брезгливо спросил Майрон.
Мелькор продолжал посмеиваться, сжимая губы розовыми ногтями, чтобы не расхохотаться в голос.
— Это же так смешно, Майрон… Он же был таким красивым. Тебе тоже так казалось, да? А теперь он там ползает.
— И ты двадцать три года тратил свои силы на этот цирк? — поинтересовался Майрон. — И ведь ты же должен был поддерживать в нём жизнь. Он не выжил бы с такими повреждениями сам. Даже с моей помощью. — Он присмотрелся. — Как это только лицо сохранилось?
— Я его восстановил, — усмехнулся Мелькор. — А то так
— Впечатляет. Кому ты ещё это показывал?
— Келегорму, — самодовольно сказал Мелькор. — Взглянув на это, он сразу согласился служить мне. Разве это не прекрасно?
— Неужели такая трата сил стоит лояльности самого тупого из сыновей Феанора? — спросил Майрон. — Конечно, наш красавчик-блондин не хотел, чтобы его самого так перекосило…
Фингон — то, что осталось от него — подполз к чаше с водой и стал пить, прижав губы к ободку.
— Келегорм согласился служить мне в обмен на его смерть, — сказал Мелькор. — Самая лёгкая плата. Хотя может быть, и нет, — я столько сил потратил, Майрон! Жаль убивать его.
— Так не убивай, — пожал плечами Майрон.
— Ну нет, я обещал, — мяукнул Мелькор. — Я же обещал! Только это сделаешь ты, ладно? Мне правда как-то уже жалко становится. Я могу передумать! Убери его отсюда. Меня ждёт Готмог. Я оставлю тебе ключ от этого подземелья… пока. Завтра я ключ заберу. И вообще, тебе должно быть интересно сохранить его скелет.
Фингон к этому времени выпил воду и съел несколько варёных овощей из миски. Он, кажется, попытался оглянуться, поглядеть вверх (он почувствовал, что там кто-то есть, но не мог видеть и почти не слышал их), но свёрнутая шея не поворачивалась. Майрон заметил на ней своё изобретение — обеспечивавший послушание ошейник. Пленник привык к тому, что после еды его возвращали в яму и закрывали крышку. Но сейчас Мелькора не было слышно.
Майрон спустился вниз.
— Здравствуй, — сказал он.
— Майрон, — прошептал Фингон. — Это ты? Зачем пришёл?
— Чтобы убить тебя. Ему надоело, — кратко пояснил Майрон.
— Хорошо. Майрон, скажи, что… что с моим сыном?
— Он жив, здоров и на свободе. Пока, — неохотно ответил Майрон.
Майрон пригляделся к его телу. Да, такой скелет должен смотреться необычно. Даже не поймёшь, наверно, сразу, что это за существо, если не видеть череп. Если убрать череп, будет похоже на какую-то глубоководную рыбу. Но как же мерзко это выглядело! Он подошёл ещё на полшага, и Фингон чуть отполз в сторону.
— Любопытный скелет. Да и печень тоже… интересно… Но мне даже неприятно тебя трогать, — признался Майрон. — Подожди, я что-нибудь сюда принесу, чтобы тебя положить и отнести в лабораторию.
Через четверть часа Майрон вернулся с большой птичьей клеткой.
— Полезай туда, — сказал он.
К этому времени Фингон уже примирился с мыслью, что его, наверное, будут заживо анатомировать.
Лишь бы всё кончилось.
Иногда
Мелькора трудно было назвать приятным собеседником, да и вообще собеседником: за двадцать три года общения с ним Фингон окончательно убедился, что он безумен и отвечает только на свои мысли. Других он замечал только тогда, когда они делали что-то своё — нет, даже не против его воли: Мелькора неизменно раздражало, когда происходило что-то такое, что он мог бы сделать сам или принять в этом участие. Неудивительно, что Феанор, хватавшийся за всё, во всём преуспевавший, каждый день высказывавший новые мысли и осуществлявший их, вызывал у Мелькора наибольшую ненависть. Фингону иногда даже начинало быть жаль его — как же тяжело существовать с такой всеобщей, не знавшей никаких исключений завистью в душе!
Клетку прикрыли тканью, она качалась; Фингон слышал голоса орков, людей; иногда прорывался нервный синдаринский говорок, явно принадлежащий лесному эльфу. Сейчас, после стольких лет безысходного одиночества, он готов был заплакать от счастья при мысли, что на свете существует не один Мелькор — как бы это ни было неприятно Мелькору, есть и другие живые существа со своими мыслями, страхами, желаниями.
Именно это нравилось Майрону и этим он всегда любил управлять.
Майрон остановился посреди коридора, перекинулся с кем-то парой слов на талиске, одном из языков Людей; потом постоял, словно раздумывая, свернул куда-то, открыл небольшую дверь (края клетки задевали за неё) и пошёл вверх по лестнице. Становилось всё холоднее и холоднее. Фингон стал догадываться, что на улице зима.
Майрон поставил клетку и сдёрнул ткань. Они стояли на вершине огромной башни; дул сильный ветер и по серым камням струилась позёмка. Маленькие, плотные сугробы снега жались к зубцам ограды. В разрывах серого небосвода виднелись крошечные бледно-голубые лоскутки.
Майрон достал из одежд небольшой меч.
— Мне вылезти? — спросил Фингон.
— Нет, просто высунь голову. Этого достаточно.
— Зачем ты принёс меня сюда?
Майрон пожал плечами.
— Сам не знаю. Наверное, подышать воздухом. Находиться там было тяжело даже мне. Не бойся, я просто отрублю тебе голову. Или могу просто оставить здесь, кстати.
Фингон закрыл глаза. Холодные крупинки снега падали на его брови и ресницы.
— Хотя всё может быть и проще, — продолжал Майрон. — Я могу отнести тебя в лабораторию и просто посмотреть, как ты умрёшь. Пожалуй, я так и сделаю.
— Зачем тебе тратить так много времени? — с трудом выговорил Фингон. Весь клубочек его скрюченного тела пронизывал холод.
— Много? — Майрон рассмеялся. — Нет, мой милый. От силы часа три. Или даже меньше. Ты не понимаешь? Мелькор искусственно поддерживал в тебе жизнь всё это время. У тебя смяты, как тряпка, лёгкие, перекручена печень, во всех органах брюшной полости торчат осколки рёбер. Мне продолжать? С этим жить нельзя даже эльфу. Я могу продлить тебе жизнь, но от силы часов на десять-двенадцать — я не Мелькор.