Ловушка для адвоката
Шрифт:
Прежде чем я успел ответить, из зала вышла Дениз Грейдон.
— Кто-то из первой группы оказался не готов, и вместо него вызвали Джессапа, — сообщила она.
— Сейчас придем, — ответил Ройс.
Поколебавшись, она вернулась в зал. Ройс хотел что-то сказать, но я перебил его:
— Я очень ценю твою любезность и твое беспокойство, Клайв, но если Джессап хочет суда, он его получит. Мы готовы к процессу, еще посмотрим, кто потерпит поражение.
— Что ж, отлично! — улыбнулся он, поворачиваясь к входу в зал. — Значит, померяемся силами.
Слушания уже начались. Спускаясь по проходу, я вдруг заметил в одном
— Эй, ты что тут делаешь?
— Хочу посмотреть на исторический момент.
— А как узнала? Мне самому сообщили четверть часа назад.
— Значит, на радио сообщили тоже. Я подыскивала офис и услышала в новостях, что Джессапа привезли в суд, вот и решила полюбопытствовать.
— Спасибо, что пришла, Лорна. Как поиски?
— Осталось посмотреть еще три помещения — думаю, этого хватит. Завтра принесу варианты, хорошо?
— Да, отлично… — Я услышал, как секретарь назвал имя Джессапа. — Все, побежал, позже поговорим.
— Сделай их, Микки!
Поспешно спустившись, я занял пустое место рядом с Мэгги за столом обвинителей — Ривас уже перешел в первый ряд кресел перед судейским барьером. Ройс стоял возле стеклянной загородки и что-то шептал клиенту. Тот, одетый в оранжевый тюремный комбинезон, невозмутимо кивал в ответ. Я знал, что Джессапу сорок восемь лет, но выглядел он не старше сорока, несмотря на долгие годы, проведенные за решеткой. Даже его бледность не казалась болезненной, особенно рядом с пережаренным на солнце Ройсом.
— Ты где был? — злобно прошипела Мэгги. — Я уж думала, самой придется выступать!
— В коридоре, разговаривал с адвокатом защиты. Обвинения у тебя под рукой? На случай если придется зачитать.
— Не придется. Просто встань и скажи, что Джессап представляет опасность для общества и может скрыться от правосудия. Он…
Я покачал головой:
— Не сбежит. По словам Ройса, он рвется в бой. Джессап хочет денег, а единственный способ их получить — выиграть процесс.
— И что? — Она недоуменно взглянула на меня, потом на кипу приготовленных бумаг.
— Мэг, я знаю, ты привыкла все оспаривать и делать по-своему. Сейчас это не пройдет. У меня собственная стратегия, и…
— В таком случае я ухожу, — перебила она, резко отодвинув стул и хватая портфель. — Оставайся со своей стратегией и своим плешивым дружком из защиты!
— Мэг!
Я проводил ее взглядом. Каков бы ни был результат, отношения рано или поздно нужно было выяснить.
Ройс встал и назвал себя. Затем поднялся я:
— Майкл Холлер, от имени народа.
Даже судья Файрстоун оторвался от бумаг и с любопытством взглянул на меня поверх очков. Наверное, не каждую неделю в его владениях происходило нечто столь необычное. Прожженный адвокат защиты обвиняет от имени народа!
— Итак, господа, — объявил судья, — начинаем предварительное слушание дела. Ко мне поступило ходатайство об освобождении под залог…
Джессап получил пожизненный срок за похищение и убийство. Верховный суд отменил приговор, но предъявленные тогда обвинения остались в силе, так же как отказ подсудимого от признания вины. Теперь предстояло вновь передать дело в суд, и обычно вопрос о мере пресечения решал основной судья, однако Джессап с помощью защитника решил ускорить события.
— Ваша честь, — начал Ройс, — двадцать четыре года назад моему клиенту уже были предъявлены обвинения. Сегодня мы хотели бы обсудить возможность его освобождения до суда. Мистер Джессап не намерен отказываться от своего права на безотлагательное судебное разбирательство, он и без того слишком долго ждал правосудия…
Я знал, что скажет Ройс, потому что на его месте сказал бы то же самое. Право на суд гарантировано каждому гражданину, но чаще всего процесс откладывается по просьбе защиты либо обеих сторон, если требуется обсудить досудебное соглашение. Ройс избрал тактику давления, и это понятно: в сложившейся ситуации с доказательствами, не говоря уже об отсутствии главного свидетеля, лишь полный идиот мог дать стороне обвинения время на подготовку. Как только Верховный суд отменил приговор, часы начали тикать — прокуратура получила ровно шестьдесят дней до начала повторного процесса, из которых шестнадцать уже прошли.
— В таком случае я передаю дело на оформление, — сказал Файрстоун, — и предпочел бы, чтобы вопрос о мере пресечения решил судья, назначенный вести процесс.
Ройс помолчал, собираясь с мыслями и одновременно развернувшись лицом к камерам, потом продолжил хорошо поставленным голосом:
— Ваша честь, мой клиент провел двадцать четыре года в тюремной камере, не имея никакой вины, и это не мои слова, а мнение Верховного суда. Теперь его привезли сюда, чтобы снова предать суду. Все это результат одного и того же сговора, не имеющего ничего общего с правосудием, но напрямую связанного с деньгами и политикой. Цель его — избежать ответственности за незаконное лишение свободы. Оставить моего клиента за решеткой до следующего заседания значило бы продолжить надругательство над законом, которое продолжается уже более двух десятков лет…
Судья Файрстоун поморщился. Отлаженный конвейер предварительных слушаний дал сбой. Список на сегодняшний вечер наверняка включал добрую сотню дел, и чтобы попасть домой к восьми часам, следовало поторопиться. Настойчивость Ройса грозила продолжительными дебатами. Однако и его, и судью ждал большой сюрприз. Если кто-то из присутствующих и опоздал бы к ужину, то не по моей вине.
Адвокат ходатайствовал ни больше ни меньше как об освобождении Джессапа без залога, под собственное поручительство клиента, ссылаясь на отсутствие у того средств. Разумеется, он рассчитывал на торг, и это была лишь первоначальная заявка. Обвиняемых в убийстве не отпускают под честное слово, а в редких случаях, когда отпускают вообще, денежный залог достигает внушительных сумм. Каким образом подсудимый добудет их — с помощью своих сторонников или в счет будущих гонораров, — никого не интересует.
В заключение Ройс заверил, что Джессап не скроется от правосудия, приведя фактически те же доводы, что и я в споре с Мэгги.
— У мистера Джессапа нет иной цели, кроме как очистить свое доброе имя после стольких лет несправедливого заточения и убедить общество, что столь кошмарную цену он заплатил за ошибки и неправомерные действия окружной прокуратуры.
Пока адвокат говорил, я внимательно наблюдал за обвиняемым сквозь стеклянный барьер. Понимая, что находится в кадре, он старался сохранять выражение справедливого негодования, но, несмотря на все усилия, не мог скрыть огонька злобы в глазах. За четверть века тюрьмы ненависть въелась в него, как грязь.