ЛОВУШКА для БЕШЕНОГО
Шрифт:
У Александра Позина с юных лет была такая незамысловатая игра. В этой игре он примерял на себя и на хороших знакомых какие-то другие профессии и роли и сочинял, как они себя в этих необычных ролях будут вести. Так, про себя он думал, что мог бы стать неплохим актером или режиссером, а так же профессиональным картежником–каталой.
Небезызвестный политолог Петропавловский виделся ему священнослужителем, причем любой религиозной конфессии. Долонович с его занудной страстью к точности и цифрам, странно сочетавшейся с завиральными идеями, легко мог бы стать крупным ученым. Щенников с
А вот кем бы в этой жизни могла быть Ленка Шестакова?
Почему-то ни в какой другой роли он свою подругу не мог себе представить: у нее не было никаких определенных устремлений.
Позин Ленку никогда не осуждал, в своем свободомыслии полагая, что проституция — такая же профессия, как и любая другая.
В диком русском капитализме неумолимо правил основной закон: есть спрос, появится и предложение, иными словами, если мужчины готовы платить за удовольствие, то всегда найдутся те, кто это удовольствие им доставит. И, собственно, что В этом такого дурного?
Как-то на досуге, размышляя о причинах повсеместного распространения проституции в нашей стране, Позин пришел к выводу, что в этом впрямую повинна доступность телевидения, которое показывало красивую картинку и хорошо одетых, внешне счастливых людей, которые в большинстве своем несли ужасающую ахинею — что ведущие, что аудитория.
Смазливые девчонки из полуголодных маленьких российских городов и рабочих поселков каждый день на экране видели совершенно иной мир: конкурсы красоты, вручение каких-то дурацких выигрышей, где все нарядные, шутят, поют и танцуют и получают какие-то баснословные суммы. Этот мир, такой далекий от их повседневного существования, был каждый вечер совсем рядом. Казалось, только протяни руку. И он действительно притягивал и манил, чему противостоять был невозможно…
А что, в сущности, требовалось от этих девчонок и парней?
Самое распространенное в стране зрелище учило — займись любовью на виду у всей страны, обнажись физически или морально и тут же станешь знаменитым и обеспеченным.
Позин-то понимал, какова истинная природа этого адского изобретения человечества, но эти простодушные и дикие девчонки не понимали. Они видели одно: тебе повезло — выиграла конкурс, лотерею, угадала ответы на какие-то дурацкие вопросы — сорвала куш. Или тебе повезло — попала в постель к какой-нибудь знаменитости — он тебя полюбил и будет спонсировать.
Телевидение утверждало иллюзорную легкость удачи, выжимая рейтинги, а народ, когда-то веривший в Бога, теперь поклоняется Экрану, воспринимая все, что там показано и сказано, на уровне непреложных истин и руководства к действию.
Позин знал истинную цену этой грязной продажной кухни.
А девчонки видели только блеск и мишуру. Как же прорваться им в эту роскошную жизнь, которая где-то есть, потому что ее показывают по телевизору? Ставка не так уж и высока. И они бросают на кон единственное, что у них есть, — привлекательность и свежесть.
Им, бедняжкам,
Как-то Ленка с гордостью показывала свои только что сделанные фотографии в полный рост в костюме «госпожи» в черном кожаном жилете и таких же бриджах, в высоких сапогах, длинные каштановые волосы ниспадают на плечи, в одной руке плеть, в другой — неимоверной толщины вибратор.
Один кекс назвал меня амазонкой без коня, только я не очень поняла, чем эти телки, амазонки то есть, занимались, вроде не путанили? — поинтересовалась она у Позина.
Как-нибудь расскажу тебе про амазонок, — отмахнулся Александр. — А что, такого размера вибраторы на самом деле существуют?
Я вчера им одного дяденьку в попку удовлетворяла, может, и тебе понравится? — в глазах девушки заплясали вечные шкодливые чертики.
Пощадите, строгая госпожа, только не это, не посягайте на мою невинность, я точно умру от страха и боли, — жалобно запричитал Позин.
Ладно, милую твою невинность, — давясь от смеха произнесла Ленка. — Давай-ка заниматься, мне кажется, я наконец разобралась с временами группы перфект.
После занятий, когда они пили чай с тортом, Ленка вдруг выпалила:
А слабо тебе, Позин, поехать со мной в турпоездку за границу. Одной мне как-то скучно, да и языка толком не знаю, мужики приставать будут.
От удивления Позин замешкался с ответом. Ленка истолковала его молчание по–своему:
Да ты не прикидывай, во сколько тебе это обойдется. Я все расходы беру на себя.
Когда и где ты так разбогатела? — насмешливо спросил Позин. — Клад, что ли, у кого-то в заднице нашла?
С богатым дядькой завязалась. Да ты его знаешь наверняка. Коноплев, Борис, журналист гребаный. Тачка у него такая крутая и бабок куча.
Позин, конечно, был знаком с Коноплевым, главным редактором популярной газеты, некогда принадлежавшей одному из скрывающихся за границей олигархов. Довольно часто он мелькал и по телевидению.
Позин терпеть не мог Коноплева, поскольку испытывал отвращение к тому типу людей, к которому Борис принадлежал. В советские времена этот тип в полной мере воплощали партийные работники средней руки — инструктора обкомов или даже ЦК КПСС. От них на деле мало что зависело, но вели себя они как настоящие вершители судеб людских, не говорили, а вещали, или по меньшей мере поучали. И всегда напускали на себя такой вид, что знают намного больше того, чем благосклонно делятся с аудиторией.
В своей любимой игре «кто кем мог бы стать» — Позин видел, как прекрасно будет смотреться на крупной квадратной голове Коноплева мусульманская чалма. Усы у него в наличии уже имелись, а отрастить бородку труда не составляло, конечно, годился ему и плохо сшитый темный костюм, и белая сорочка функционера КПСС, но почему-то Позину он больше нравился в образе фанатичного муллы.
Человек Коноплев был сугубо карьерный, с немалыми связями, и почему-то считался одним из ведущих политических журналистов, хотя писал примитивно и нудно, а говорил еще хуже.