Ловушка для джентльмена
Шрифт:
— Нам нужно договориться о детях.
— Разумеется. — Она кивнула, и в глазах ее промелькнуло какое-то странное выражение. — Вы хотите сыновей, не так ли?
— Совершенно верно. Двоих.
— Понятно. — Она отпила из своего стакана. — А когда?
Маркус невольно вздрогнул.
— Об этом я еще не думал. Наверное, поскорее…
— А девочки?
— Что… девочки? — Он внимательно посмотрел на нее, но никаких признаков опьянения не заметил. «Впрочем, не исключено, что бренди делает свое дело», — подумал Маркус.
Она вздохнула
— Что, если у нас будут девочки?
— Говоря откровенно, мисс Таунсенд, об этом я тоже еще не думал. Меня беспокоят наследники.
Она прищурилась:
— Вам не нравятся девочки, да?
— Понятия не имею. — Маркус пожал плечами.
— Ну, разумеется… — Она встала и пристально посмотрела на него. — Но ведь я тоже… в каком-то смысле девочка.
— Да, разумеется. — Маркус усмехнулся.
— Так я вам нравлюсь? — спросила она.
— Боюсь, что да.
Она по-прежнему не сводила с него глаз.
— В самом деле боитесь? Он кивнул:
— Да, в самом деле.
— Но почему? Мне кажется, это я должна вас бояться.
— Возможно. А вы боитесь?
Она отрицательно покачала головой:
— Нисколько. Он рассмеялся:
— Почему же?
— Ну… — Она немного помолчала. — Наверное, потому, что вы взрослый. И я считаю себя равной вам.
— Вы действительно так считаете?
— Да, считаю.
— Полагаю, вы ничего на свете не боитесь, мисс Таунсенд.
— Ошибаетесь, лорд Пеннингтон. — Гвен глотнула бренди и в задумчивости посмотрела на Маркуса. — Я всегда боялась детей.
— Ничего удивительного, мисс Таунсенд. Мне кажется, многие женщины боятся вынашивать детей.
— Ах, да я говорю вовсе не об этом. — Гвен поморщилась. — Хотя и это не очень-то приятно. Моя мать умерла при родах. Да, а я говорила вам, что была гувернанткой? — спросила она неожиданно.
Маркус кивнул:
— Да, говорили.
— Правда, я была не очень хорошей гувернанткой. — Она криво усмехнулась. — Детям я не нравлюсь. Даже мои пле… подопечные не любили меня. Мне кажется, они догадывались, что я их боюсь. Возможно, просто чувствовали.
— С какой же стати вам бояться детей?
— Я и сама пыталась это понять. — Она пожала плечами. — Мне кажется, есть лишь одно объяснение… Видите ли, я сама была почти ребенком, когда впервые нанялась в гувернантки. И у меня не было никакого опыта, я понятия не имела, что нужно делать с детьми. Вероятно, мой страх выражался в том, что я была с ними слишком строгой. — Она бросила на Маркуса вопросительный взгляд. — Есть в моем объяснении какой-нибудь смысл?
— Да, пожалуй.
Она немного помолчала, потом вновь заговорила:
— Знаете, я только недавно поняла: если обращаться с детьми как с разумными существами, а не как со странными зверюшками, это даст лучший результат.
Маркус кивнул:
— Думаю, вы правы. Хотя я не очень-то часто имел дело с детьми.
— Жаль, что вы не любите девочек. Это все осложняет… — Она вздохнула и направилась к камину. Над ним висел потемневший от времени портрет седьмого графа Пеннингтона. — Это ваш отец?
— Да. — Маркус тоже подошел к камину и посмотрел на портрет. Художнику удалось передать характер его отца: выражение лица казалось суровым, но глаза смеялись.
— Вы его любили?
— Да, очень. — Маркус действительно любил отца и никогда не сомневался в том, что эта любовь взаимна. Конечно, он поставил своего сына в весьма затруднительное положение, но Маркус знал: отец всегда желал ему только добра. — А вы, мисс Таунсенд, любили своего отца?
— К сожалению, я слишком плохо его знала, — пробормотала Твен, все еще глядя на портрет. — Он хотел сыновей, а у него были только дочери — огромное разочарование для него. Он отослал меня в школу, когда я была совсем маленькой, и мы с ним встречались лишь изредка. Увы, я не могу сказать, что очень любила его.
— Вы сказали, только дочери. Значит, у вас есть сестры?
— Одна сестра. Она вышла замуж против воли отца и уехала с мужем странствовать по свету в поисках приключений. Я ее почти не знала. — Гвен снова приложилась к стакану. — Но она умерла. Кажется, ее съели людоеды.
— О Господи… Неужели людоеды?
— Да, что-то в этом роде. Не имеет значения. — Гвен пожала плечами. — В общем, она умерла, и я осталась совсем одна.
Маркус с удивлением посмотрел на стоявшую рядом с ним девушку. У нее был такой невозмутимый вид, словно иметь сестру, которую съели людоеды или «что-то в этом роде», мать, умершую при родах, и отца, которому не было до нее дела, — словно все это в порядке вещей.
— Нет, вы не одна, — проговорил он вполголоса. — Теперь у вас есть я.
Гвен рассмеялась:
— Но нужна ли я вам? — Она внимательно посмотрела на него. — Не могу поверить, что брак с женщиной, которую вы совсем не знаете, придется вам по душе.
Он поднес к губам ее руку.
— Моя дорогая мисс Таунсенд, вы пришлись мне по душе.
Она снова рассмеялась:
— Потому что у вас нет выбора?
— Нет, я не совсем правильно выразился. Выбор у меня был. Я мог бы оставить без внимания волю отца и лишиться своего состояния. Я мог бы сам проложить себе дорогу в жизни. Это было бы нелегко, но не сомневаюсь, что я справился бы. Вы ведь поступили именно так?
— И в этом не было ничего хорошего. — Она высвободила руку. — Мне пришлось взяться за работу, к которой я была совершенно не готова. Я была чуть ли не прислугой и всецело зависела от капризов тех, у кого работала. Платили же мне ничтожно мало. Поверьте, вам такое жалованье показалось бы оскорблением. — Уголки ее губ чуть приподнялись. — Бедность, мой дорогой лорд Пеннингтон, плохо пахнет.
— В таком случае мы будем ее избегать. — Маркус рассмеялся, и Гвен присоединилась к нему. Это было странное мгновение согласия, и он вдруг подумал: «А может, мы уже сделали первый шаг к совместной жизни?»