Ловушка для Слепого

Воронин Андрей Николаевич

Он положил левую ладонь сверху на пакет и, прижав, потянул ее на себя. Раздался сухой сдвоенный щелчок, слегка приглушенный намотанным в несколько слоев пластиком. Телескоп заглянул в его розоватые от недосыпания глаза и отступил на шаг.

– Ладно, – сказал он. – Хорошо. Учти, я хотел помочь. Живи как знаешь. Подавись своими деньгами, козел.

Если бы не я, Одинаковый сделал бы из тебя решето – там, в карьере, помнишь? Хочешь сам – на здоровье! Но знай, я тебе этого не забуду. Это вендетта, понял?

– Иди проспись, – посоветовал Активист, нащупывая указательным пальцем спусковой крючок сквозь скользкий пластик пакета.

– Вендетта, – повторил Телескоп.

– Пошел вон, придурок, – сказал Активист, опустил обрез и, повернувшись к подельнику спиной, зашагал

к конечной остановке троллейбуса. Он казался каким-то очень маленьким и сутулым, когда, не разбирая дороги, торопливо уходил по корявому тротуару.

Телескоп некоторое время смотрел ему вслед, стоя у радиатора угнанной пару часов назад от здания молочной фермы машины, потом всухую плюнул на асфальт, пощупал в кармане рукоятку нагана, резко развернулся на каблуках и пошел в другую сторону. Губы его шевелились, раз за разом беззвучно повторяя одно и то же слово: «вендетта». Он непременно выстрелил бы Шараеву в спину, если бы не боялся промазать. Кроме того, был десятый час утра, но по улице слонялось совершенно ненормальное количество людей, словно все разом решили не ходить на работу. Недобро щуря за толстыми линзами очков подслеповатые глаза, Телескоп мечтал обзавестись пулеметом – не каким-нибудь «Калашниковым», а добрым старым «МГ» с бесконечной лентой, набитой маслянисто поблескивающими патронами, чтобы хватило на всех и каждого. Он представлял, как строчит длинными очередями, выставив толстый ствол пулемета в окно автомобиля или даже троллейбуса, и стены вдоль улицы вскипают облаками отбитой штукатурки, со звоном и треском сыплются выбитые пулями стекла, а люди на тротуаре мечутся как угорелые и валятся один за другим. Интересно, кто тогда посмеет крикнуть прямо в плюющийся огнем кружок пулеметного дула: «Четырехглазый!»? Хэй-хо, жизнь не дорога! Телескоп представил, как машина, из окна которой он ведет огонь, увязает в непробиваемом милицейском заслоне, как он в одиночку идет на прорыв, поливая сине-белые ментовские машины смертоносным шквалом свинца, и падает навзничь, выронив пулемет, с пробитым навылет сердцем и бледным одухотворенным лицом, красивым, как у Овода…

Он остановился, почти налетев на скучавшую у бровки тротуара яично-желтую «Волгу» с шашечками вдоль всего борта. Под лобовым стеклом такси тлел зеленый огонек, и Телескоп без раздумий рванул на себя дверцу.

– В центр, – коротко бросил он, падая на заднее сиденье.

Таксист запустил двигатель и тронулся с места.

У Телескопа не было определенного плана, он рассчитывал на слепое везение, истово веруя в то, что кто-то большой и сильный там, на самом верху, кровно заинтересован в его судьбе. Лет с семнадцати его не оставляло ощущение, что на его плече лежит невесомая, но очень сильная ладонь, дающая о себе знать только в минуты опасности и аккуратно обводящая вокруг самых глубоких ям, вырытых посреди дороги недоброжелателями. Ангел-хранитель не разменивался по мелочам: мелкие неприятности сыпались на Телескопа как из рога изобилия, но крупных он всегда счастливо избегал. Конечно, он был далек от того, чтобы уверовать в собственное бессмертие, но смерть была делом далеким и как бы не вполне обязательным. Именно благодаря этому Телескоп снискал в определенных кругах славу отчаянного храбреца, у которого, правда, не все в порядке с головой.

На Остоженке он велел таксисту остановиться и полез из машины.

– Э, приятель, а деньги? – вскинулся было таксист, но умолк, заглянув в черный зрачок револьверного дула.

– Извини, старик, – сказал Телескоп, – денег нет.

Может, одолжишь?

Таксист молча полез в карман и без звука отдал бешеному очкарику утреннюю выручку. Телескоп встопорщил пачку, на глаз прикидывая, сколько в ней денег, и сокрушенно покачал головой.

– Тяжелые времена, – сказал он. – Коррупция и развал экономики. Заработать деньги честным путем практически невозможно. Это все?

Таксист проглотил готовое сорваться с губ крепкое словцо, полез в другой карман и отдал вторую половину выручки.

– Мерси, – сказал Телескоп. – То, что спрятано в заднем проходе, оставь себе на чай. Терпеть не могу, когда деньги пахнут.

Он

захлопнул дверцу и пошел по Остоженке, очень довольный собой. Ему казалось, что он большой и сильный, и теперь он почти жалел о том, что в свое время отказался от идеи приобрести ковбойские сапоги со скошенными каблуками из-за глупых комплексов и еще более глупых насмешек Активиста, считавшего ковбойские сапоги обувью людей, страдающих скрытым комплексом неполноценности. Теперь Телескоп был силен и широкоплеч, а его коричневые мокасины на стоптанной плоской подошве лишь портили безупречную в остальных своих деталях картину. Ни о каком комплексе неполноценности не могло быть и речи.

Наверное, им действительно руководил кто-то свыше, заинтересованный в том, чтобы события пошли именно так, а не иначе. Сам не зная зачем. Телескоп дошел до конца Остоженки, свернул на Гоголевский бульвар и прошагал его насквозь, распугивая жирных голубей и сдерживая острое желание пинками разогнать крутившихся под ногами ребятишек. Он не строил планы – он мечтал, с головой уйдя в сумеречный мир своих грез, где лилась кровь, бились на смятых простынях, визжа и царапаясь, а потом сдавались, широко раздвигая бедра, обнаженные красотки в капроновых чулках, и где-то на заднем плане непрерывно и басовито строчил крупнокалиберный пулемет, насквозь пробивая кирпичные стены и разрывая в клочья дергающиеся под ударами пуль тела.

Ноги сами привели его в небольшое кафе в двух шагах от Арбатских ворот. Телескоп сел за столик в углу и на секунду вынырнул из мира грез, чтобы сделать заказ и оглядеться.

Кафе только что открылось и было почти пустым. Сонная официантка приняла заказ на бутылку коньяку, двойной черный кофе без сахара и бифштекс с луком и неторопливо уплыла за перегородку, откуда доносились звон посуды и шипение жарящегося мяса. Неподалеку от стойки сидели трое в кожаных куртках, с виду безработные валютчики, пили водку под чебуреки со сметаной, много курили и что-то оживленно обсуждали, неосознанно подражая манере речи мелких урок. Телескоп коротко дернул щекой, изображая кривую презрительную улыбку, и отвернулся от этих ничтожеств. Веньямин, конечно, был полным кретином со своими наркотиками, своим бродяжничеством и своим незабвенным Адольфом, но в одном Телескоп склонен был полностью с ним согласиться: есть люди, которые просто не имеют права жить на свете, и таких людей, увы, очень много – подавляющее большинство.

Он тоже закурил в ожидании заказа. Официантка принесла коньяк, который не нужно было ни варить, ни жарить, и Телескоп сразу же выпил полную рюмку. Подумав, он налил снова и хлопнул вторую порцию, вместо закуски глубоко затянувшись сигаретой. В ушах приятно зашумело, стало тепло и уютно, и он ощутил настоятельную потребность излить перед кем-нибудь душу. Беда была лишь в том, что в этой забегаловке было решительно не с кем поговорить, но Телескоп знал, что это – дело времени. Еще рюмка, максимум две, и он будет счастлив побеседовать с истребителями чебуреков и наверняка объяснится в любви задастой и кривоногой официантке.

Две вещи случились практически одновременно: ему принесли бифштекс с жареным картофелем и салатом, и в тот же миг в кафе вошел новый посетитель. У Телескопа была неплохая память на лица, и он сразу узнал этого человека: в тот несчастливый день, когда Телескоп грыз землю, содрогаясь под беспощадными ударами тяжелых ботинок на берегу тихой лесной речки, этот человек стоял справа от кресла Кудрявого, положив руки в перчатках на казенник висевшего у него на шее автомата.

Сейчас на нем, как и тогда, было дорогое угольно-черное кашемировое пальто по щиколотку и белоснежный шарф.

Телескоп внутренне возликовал: судьба играла на его стороне. Плевать, что этот тип был косвенным участником тогдашнего избиения. Он был послан свыше, и Телескоп не собирался упускать свой шанс.

Шанс у него и в самом деле был: человек в кашемировом пальто, не глядя по сторонам, уселся за столик спиной к Телескопу и щелкнул пальцами, подзывая официантку.

Можно было встать и уйти, но вместо этого Телескоп хлопнул еще одну рюмку коньку, потыкал вилкой в бифштекс и развязным тоном позвал: