Ловушка на зверя
Шрифт:
— В следующий раз, если за преображенцем следите, хоть с подветренной стороны вставайте, — посоветовал Белов. — С наветренной вас даже щенок учует.
— Спасибо за совет. Учту, — Шувалов слегка склонил голову, словно благодаря. — Что выяснили, Григорий Петрович?
— С чего вы решили, что я в бордель ходил выяснять что-то? Может так, позабавиться?
— Вы там были не более получаса и форма ваша в полном порядке.
— Так мало ли, не снимал я её! — Белов свернул зубами. — Сами понимаете, спешка…
Шувалов устало посмотрел
— Григорий Петрович, полно зубоскалить! Время уже за полночь, и лично я желал бы не стоять с вами здесь, а находиться на своей даче с бокалом крепленого франкского вина!
— Так бог в помощь, Александр Иванович! Дача ваша недалеко, вам экипаж сыскать?
— Сыскать. Только поедем все вместе. И не ко мне на дачу, а в Питерсбурх! — пригрозил окончательно выведенный из себя Шувалов. — Дело государственной важности, а вы зубоскалите и резвитесь, как дитя малое!
От последних слов Белов подобрался, точно хищник перед прыжком.
— Рассказывайте, — коротко приказал он.
Шувалов скрежетнул зубами.
— Григорий Петрович, вы часом ничего не спутали? — ехидно поинтересовался он. — Не я вам, а вы мне рассказывать должны.
— Александр Иванович, ежели сыграть со мной хотите, то приходите завтра, я шахматы достану, а что касается дел государственной важности, то вслепую я действовать не буду! — твердо заявил Белов.
Глава Шувалова вспыхнули недобрым огнем. Левшин невольно положил руку на эфес шпаги, вспомнив о слухах, что начальник Тайной канцелярии — колдун. Впрочем, граф сразу же взял себя в руки.
— А вы упрямы, Григорий Петрович. Я даже где-то понимаю вашего батюшку…
Пори упоминании об отце, гвардеец скрипнул зубами.
— Александр Иванович, Петр Григорьевич Белов нынче в Питерсхоффе, ежели с ним сына обсудить хотите, то можете время не терять. Он вам и вина нальет. Хотите — крепленного, хотите — хлебного! — насмешливо предложил Левшин.
Шувалов окинул шутника мрачным взглядом и уже готов был ответить, но Белов, опасаясь за судьбу друга, вмешался.
— Александр Иванович, давайте начистоту, — предложил он. — Мы сейчас с вами в одной лодке сидим, и раскачивать её — себе дороже. Вы нам говорите, что мы знать должны и о чем людей спрашивать будем.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Шувалов. — Я предполагал, что по-другому с вами нельзя. Пойдемте!
Не оглядываясь, он устремился в лес. Друзья, переглянувшись последовали за начальником Тайной канцелярии.
— Да что ж это такое! — бормотал под нос Левшин, пробираясь по тропинке. Из всех троих только он постоянно спотыкался: в сумеречном свете тропинка казалось обманчиво ровной. — Ну Гришка то ладно, волк он волк и есть, а Шувалов-то как видит? Вот ей-богу, колдун!
— Колдун! — граф вдруг обернулся и с улыбкой взглянул на измайловца. — Между прочим, ученик Якова Вильямовича Брюса. Или думаете, просто так при дворе цесаревны Елисаветы Петровны служил?
Опешив, Левшин
— Ты знал?
— Да. как иначе инициацию преображенцев проводить было? — отмахнулся Белов и вновь обернулся к начальнику Тайной канцелярии. — Александр Иванович, долго еще идти?
— Да можно и здесь, — тот слегка взмахнул руками, шепча под нос непонятные слова.
Воздух вокруг точно сгустился, стал вязким и душным.
— Что это? — Левшин покрутил головой.
— Всего лишь заклинание, чтобы нас никто не смог подслушать, — успокоил его Шувалов и повернулся к Белову.
— Итак, вы хотели знать, в чем дело. Извольте: готовится заговор. Цель — свержение государыни. По городу гуляют слухи, что Елисавета Петровна — незаконнорожденная дочь Петра Великого, прижитая матерью вовсе не от императора, а от Вильяма Монса.
Григорий присвистнул.
— Именно, — Шувалов совершенно верно истолковал этот свист. — и, судя по всему, заговорщики уже начали предпринимать кое-какие шаги.
— Но я не понимаю, их же схватили? Всех этих Лопухиных, Бестужевых? — Левшин слегка растерялся.
Начальник тайной канцелярии снисходительно взглянул на него.
— Вы и вправду верите в «бабий заговор»? Да их вина в том, что одна в схожем с государыней платье на бал заявилась, а вторая Лестоку не дала. Будь обе бабы поумнее, сидели бы сейчас дома, а не висели бы на дыбе.
— Ну, Лопухин Иван пил да болтал много, все государыней недоволен был, — заметил Белов.
— Болтовню государыня бы простила, но вот платье, — Шувалов покачал головой. — Ладно, это — дела минувшие, нынешнее гораздо серьезнее. Полагаю, заговорщики хотят освободить Браунтшвайскую семью и возвести их на престол российский.
— Откуда эти сведения? — отрывисто спросил Григорий.
Волк внутри ворчал и скалился, желая ринуться в бой на защиту государыни Елизаветы. Шувалов слегка нахмурился, решая, считать ли любопытство гвардейца дерзостью.
— Для вас это значения не имеет.
— Но они подлинные? — подхватил Сашка.
— Не сомневайтесь. Рассказали все, как священнику на исповеди, — граф усмехнулся. Левшин понял, что признания были сделаны под пытками, он невольно сглотнул.
— Но при чем тут убийства? — спросил Белов. — Тем более одна девка крестьянская, вторая…
Он брезгливо скривился, даже не желая произносить слово вслух. Начальник Тайной канцелярии покачал головой
— Григорий Петрович, вы же кажетесь умным человеком! Ну подумайте сами! Кто сейчас во дворце караулы несет?
— Преображенцы и… — Григорий вдруг осекся, пораженный догадкой. — Семеновцы?
— Вам что-то известно? — от Шувалова не укрылось заминка.
— Да, — понимая, что пикировку с графом можно продолжить и позже, преображенец коротко пересказал разговор с хозяйкой борделя. Шувалов хмурился все больше и больше.