Ловушка на зверя
Шрифт:
— Не знаю, но я бы девку оттуда нанял. Им терять уже нечего.
— А знаешь, Сашка, ты прав! — звериные глаза сверкнули. — А ну, пойдем!
— Куда? — слегка опешил Левшин.
— Знамо дело — в бордель! С мадам поговорить надо!
— Гриш, в бордели обычно не за разговорами ходят… — задумчиво заметил Левшин.
Тот лишь хмыкнул.
— Так ты идёшь?
— А как же! — уже предвкушая потеху, Левшин встряхнулся, его глаза весело заблестели. Измайловец зашагал, стремясь
***
Особняк стоял за гранильной фабрикой. Двухэтажный, с белым рустом, окруженный кованой оградой, он смотрелся несколько неуместно на фоне заводских зданий, сложенных из красного кирпича.
Особенно это ощущалось вечером, когда у дверей особняка стояли лакеи с факелами, а окна первого этажа были ярко освещены. То и дело оттуда доносились взрывы смеха, перемежаемые мелодиями клавикордов.
Перепрыгивая через ступеньку, Белов взбежал на крыльцо и, опережая лакеев хотел распахнуть дверь, но Левшин ухватил друга за рукав.
— Гриш, обожди, — зашипел он, — а то потом от слухов не отмоешься, все ж будут зубоскалить, что тебе так не терпелось, аж бегом в бордель припустил.
— Пусть попробуют! — фыркнул тот, но все-таки остановился, выжидая, пока лакей распахнет дверь и нетерпеливо шагнул за порог.
Запах табака, пота и дешевых духов заставил преображенца поморщиться и недовольно чихнуть. Левшин тоже скривился, но уверено прошел в залу, где было людно: офицеры, придворные, люди из свиты франкского посла. Всех этих мужчин окружали ярко накрашенные, полуодетые женщины.
— Девочки, кто к нам пожаловал! — взвизгнула одна из девиц, сидевшая за клавикордом.
Ее соседка вскочила и направилась к друзьям, но преображенец жестом приказал ей остановиться и, не обращая внимания на обиженно поджатые губы, еще раз оглядел зал.
В углу Белов заметил того франка, кто давеча сидел рядом с Настей. Мужчина сидел с остекленевшим взглядом и поглаживал обнаженную пышную грудь жеманно хихикающей девицы.
— Манька! — Григорий направился прямиком к ней, признав верную помощницу и секретаря хозяйки заведения.
— Григорий Петрович! — взвизгнула девица, — Фу, как можно! Я — Мари!
— Мари так Мари, — покорно согласился он. — Хозяйка твоя где?
— А где же ей еще быть, — девица снова хихикнула, ладошкой прикрывая щербатый рот. — В кабинете у себя сидит, точно сова в дупле.
— Хорошо, — игнорируя призывные крики узнавших его девок, Белов направился в нишу, откуда дверь вела прямиком в кабинет мадам.
Стоявший у ниши лакей решительно преградил путь, но узнав офицеров, смягчился.
— Вы по какому делу? — спросил он.
— По частному. Нам с мадам Амели приватно говорить надо, — белов многозначительно
— Ожидайте, — лакей тенью скользнул за едва заметную в полутьме алькова дверь, обитую шелком в тон стенам.
Со стороны могло показаться, что слуга просто растворился в стене, и Левшин невольно перекрестился. Преображенец покосился на друга, но ерничать не стал, прекрасно понимая, что в отличие от него самого Сашка не обладает звериным чутьем и слухом. Сам гвардеец почти различал голоса за стеной, но говорили очень тихо. Затем лакей так же беззвучно вышел.
— Вас готовы принять. Порядок знаете, — слуга покосился на сабли.
Оба офицера безропотно отстегнули оружие и отдали его лакею.
— Головой отвечаешь! — прошипел Левшин.
— Ладно тебе, Сашка, не коня отдаешь! — фыркнул Григорий, отдавая слуге обещанный серебряный рубль.
— Сабля то отцовская, в боях со шведами закаленная! — пробурчал тот, косясь на лакея, бережно складывавшего сабли на столик позади себя, и добавил. — Не дай бог что — убью!
— Меня что ль убьёшь? — усмехнулся Белов.
— И тебя тоже. Ты меня в этот блуд втянул.
— По-моему про бордель ты первый заговорил, — Григорий выжидающе посмотрел на лакея с отстраненным видом ожидающего, пока господа наговорятся.
— Пожалуйте, господа! — дверь вновь открылась, и друзья вошли в полутемный кабинет.
Стены были закрыты дубовыми панелями, точь-в-точь повторявшими панели в кабинете Петра Великого в Большом дворце. Только стол стоял не у окна, а посередине. За ним, на высоком стуле с резной спинкой восседала женщина.
Когда-то она была красива. Поговаривали, мадам Амели в юности была содержанкой самого Берона. Именно этот пруссак и даровал особняк на краю Питерсхоффа, а также первоначальный капитал, позволивший мадам развернуться на широкую ногу.
Сам Григорий и считал, что слухи о любвеобильности фаворита императрицы Анны и бывшего регента слишком преувеличены. Впрочем, гвардеец предпочитал держать свои мысли при себе. Обслуживая приближенных к государыне мужей, мадам Амели могла испортить жизнь любому болтуну.
Сейчас хозяйка борделя предпочитала принимать посетителей в полутемном кабинете, расставляя свечи на столе так, чтобы свет скрывал ставшей слегка дряблой кожу и появившиеся на шее и лице морщины.
— Присаживайтесь, господа, — из-за слишком перетянутой талии мадам Амели говорила с придыханием. — Чем обязана такой чести?
— Мы ищем женщину, — зная хозяйку достаточно хорошо, Григорий не стал ходить вокруг да около.
За ложь и лицемерие мадам могла рассердиться, а вот прямота была ей по душе.