Ловушка на зверя
Шрифт:
Офицер улыбнулся.
— Всего лишь заступил на дежурство, как, впрочем, и вы, — он многозначительно посмотрел на бриллиантовый фрейлинский шифр, приколотый к корсажу.
— Но… разве государыню не преображенцы охранять должны?
— Уже нет, — Долгорукий слегка склонился к Насте и доверительно зашептал, — Говорят эти нехристи совсем озверели, девок в лесу снасильничали, а после загрызли…
— Что за чепуха! — Настя отстранилась и строго посмотрела на офицера. — Уж вам то не к лицу повторять сплетни за деревенскими
— Увы, это не сплетни! — Долгорукий, казалось, посмеивался над девушкой. — Я видел тело собственными глазами.
— Где же?
— В анатомическом театре.
— Что вы там делали? — Настя с недоверием посмотрела на мужчину.
— Интересовался, как устроено человеческое тело.
— И баб голых смотрели? — прозвучало очень грубо, Настя даже поморщилась от досады.
— Они были мертвые. Мертвые тела меня не привлекают, ни женские, ни мужские, — Долгоруков словно снизошел до объяснений.
Девушка прикусила губу, понимая, что сама своим дерзким поведением спровоцировала офицера.
— Простите, я тороплюсь, — она торопливо прошла к двери, ведущей в фрейлинскую комнату.
— Приятно было повстречаться с вами вновь! — прозвучал насмешливый голос за ее спиной.
Настя скользнула за дверь, закрыла ее и прислонилась спиной к створке, переводя дух.
Странно, что она была так резка с человеком, который не сделал ей ничего худого. Отношения Долгоруких с командиром преображенцев девушку не касались, а визиты Михаила Ивановича в анатомический театр являлись его личным делом.
— Настя, ты что? Ты где была? — Даша подбежала к ней. — Марфа сюда заходила, про тебя спрашивала! Я ей наврала, что ты по поручению вышла!
— Да так… утро не заладилось, — отмахнулась девушка, — А Варя где?
— Побежала к государыне. Той кофею захотелось, а Варя его готовить умеет, — Дарья вновь присела в кресло и взяла в руки пяльцы. — А я видишь, вышивать надумала.
— Приданное готовишь? — ляпнула Настя первое, что пришло на ум.
К ее изумлению, Даша резко отвернулась и заморгала, украдкой смахивая слезы. Внезапно вспомнилось, что вчера перед отъездом, подруга говорила о свидании с кем-то, но Настя устала, к тому же погрузилась в свои переживания, что не стала слишком вникать в рассказ подруги. К тому же фрейлины императрицы постоянно влюблялись. Но, судя по всему, тут все было гораздо серьезнее.
— Даша, что случилось? — Настя присела в соседнее кресло, внимательно смотря на подругу.
— Ничего, — та вдруг шмыгнула носом. — Именно, что ничего не случилось. И не случиться! Ему лошади до-о-ороже!
Слезы хлынули градом.
— Левшину что ли? — фыркнула Настя, разом догадавшись о ком идет речь.
— А кому ж еще! Я ему вчера говорю: «Переводись в преображенский, все к государыне ближе, глядишь, и обласкан будешь!», а он мне: «Там волки одни и лошадей нет!»
Настя вздохнула, сразу сообразив, о ком идет речь.
— Даш, ну не мог же он сказать, что не возьмут его в преображенцы! Ты на них посмотри: все под сажень ростом и русые, а Левшин твой: невысокий да чернявый!
В ответ Даша лишь вздохнула и стала решительно вытирать слезы.
— Ну тогда и вовсе не судьба, — решительно сказала она, дрожащими пальцами втыкая иголку в ткань.
— Почему не судьба?
— Да потому что я — сирота-бесприданница, а он — младший сын в семье… мне еще о сестрах думать надо, — Даша укололась и вскрикнула.
Тут же приложила палец к губам, чтобы капли крови не заляпали платье.
Настя хотела подойти к ней и утешить, пообещать, что они наверняка что-нибудь придумают, но колокольчик зазвонил. Девушки переглянулись.
— Сиди, я схожу, — понимая, что подруге не стоит идти к императрице с заплаканными глазами, Настя почти побежала в кабинет, где находилась Елисавета Петровна.
— Ваше величество, — Настя присела в реверансе и не усела поднять голову, как лицо обожгла хлесткая пощечина.
Девушка невольно ахнула и схватилась за щеку.
— Ты что себе позволяешь! — загремела дочь Петра Великого. — Распутница! Решила, раз во фрейлины взяли, так все можно: и на службу государеву опаздывать, и с офицерами шашни крутить?
— Я с офицерами вашими дел не имела и иметь не желаю! — вспыхнула Настя, вспомнив недавний случай в караульной. — Больно надо!
Глаза императрицы опасно сверкнули:
— Поговори у меня еще! С отцом в Сибирь поедешь!
— Сибирь — не край света! Там тоже люди живут! — в запале возразила девушка и сразу же ойкнула, сообразив с кем разговаривает.
Императрица сверлила дерзкую фрейлину тяжелым взглядом.
— Вот как заговорила, — мрачно сказала Елисавета Петровна, вновь отходя к столу. — Люди то живут…Да только по-разному живут… очень по-разному.
Настя до крови прикусила губу, чтобы не сказать очередную дерзость. Сила так и кипела в крови, требуя выхода, девушка сжала кулаки, стараясь обуздать себя.
Кольцо на пальце императрицы полыхнула алым. Та мрачно усмехнулась.
— Ты силу свою понапрасну не трать! В Сибири пригодиться, медведей отпугивать, — Елисавета Петровна села за стол, придвинула лист бумаги и начала писать.
Позволения выйти из кабинета не было, и Настя вынуждена была остаться, ожидая распоряжений. Государыня не торопилась, нарочито медленно выводя каждую букву. Окна были закрыты, и тишину в комнате нарушал лишь скрип пера.
Наконец Елисавета Петровна поставила кривую подпись, еще раз прочитала указ и потянулась присыпать песком. Настя все стояла, с замиранием сердца следя за государыней. Девушка не сомневалась, что сейчас Елисавета Петровна держит в руках ее судьбу. Мысленно Настя уже, распрощавшись с новыми знакомыми, ехала с отцом в Сибирь, на каторжное поселение.