Ловушка Пандоры
Шрифт:
— Не твое дело.
— Нет, серьезно, Сидор, ты, может, сам голубок?
— Я просто решил, что девственнику в рай попасть будет проще, — грустно ответил он.
Матфей понял, что верит в это самое нелепейшее из объяснений на свете, верит, потому что в этом была заключена вся суть Сидора, вся его придурковатая суть.
[1] С. Нечаев «Катехизис революционера»
Глава 7. Огонь революции (часть 1)
Всё! Разрушительные процессы успешно запущены. Пустоголовые дрова загораются по его щелчку. По щелчку
«…Среди молодежи продолжают усиливаться радикальные настроения. Во избежание дальнейших жертв — власти приняли решение о запрете YouTube канала на территории страны….
…Сегодня президент выразил свои соболезнования родителям жертв террористического заговора, осуществляемого с единственной целью — подорвать целостность и благополучие нашего государства…
…Также с просьбой к народу оставаться дома и не участвовать в беспорядках обратились к гражданам многие российские звезды…
…Напоминаем, что во «Флешмобе самоубийц» по всей стране погибло двести тридцать семь молодых людей…»[1] .
Илья ухмыльнулся. Как же наша власть предсказуема. Даже играть скучно. Они и не думали, что их побьют их же оружием. Пора переходить ко второму этапу.
Он не сомневался в успехе. Мир давно был обречен погрузиться в хаос. Илья просчитал все ошибки, учитывая минимальные погрешности, прошлых революций. За идеал он брал Великую Французскую, а за образец февральскую и октябрьский переворот.
Большевики были ближе всего. Жаль, что они, получив крохи власти, удовлетворились революцией в отдельно взятой стране. А ведь изначально хотели замутить мировую революцию, но заробели и этим предали идею всеобщей коммуны — анархию. Поджав хвосты, затрусили к пресловутому порядку. От того так бесславно и сгинули, раздавленные каблуком капиталистического порядка в пыль.
Они не поняли, что основа всего есть хаос. Они испугались его мощи. Но в этот раз все будет иначе.
Муравейник зашевелился, гудя новостями. Улицы оживали.
Работы становилось все больше.
Отличным инструментом в борьбе против сложившегося порядка служил Интернет. Революционеры внедрялись в друзья, разжигая холивары, подстрекая на протесты и суициды. Это было просто — поводов для злости и гнева у молодежи хватало. Геронтократия сама играла на руку будущей революции, пытаясь закручивать гайки, не чувствуя, что вся система давно взорвалась.
Единственное, что напрягало — приближение Нового года. Этот праздник самое неудачное время для революций, и сейчас был выбор: либо хорошенько поднажать, либо уйти в затишье до февраля. Февраль идеален, но волна подъема и негодования к тому времени скорее всего схлынет.
После беговой дорожки в личном тренажерном зале Илья принял душ. Он четко тренился каждое утро — это позволяло лучше думать и больнее бить. Но резкий запах пота и липкая кожа настолько выводили его из себя, что он
Мылся долго, скрупулезно очищая губкой и скрабами каждый сантиметр своего идеального тела. Затем промокнул остатки влаги белым полотенцем и тщательно увлажнил кожу кремом.
Закончив, накинул халат и пошел на кухню. Он всегда завтракал — даже, когда просыпался в обед.
Проходя через гостиную, Илья едва не уронил прислоненную к стулу огромную картину. Видимо её не успели повесить или, что вероятней, не нашли для нее места. В квартире уже все стены, разумеется, кроме его половины, были завешаны этой бездарной мазней. С каким удовольствием он бы выкинул весь этот хлам. Может, определить мать в лечебницу? На его взгляд её увлечение давно уже попахивало силлогоманией. Чем не повод взять над ней опеку и получить прямой доступ к счетам?
Решив попозже обдумать этот план действий, Илья остановился, разглядывая очередную причуду матери. От столкновения обнаженная цветастая телка, перемотанная грязно-серыми нитками, заколыхалась на полотне. Илья всмотрелся в подпись внизу — «М.Ж.», что-то эти инициалы напомнили. Порылся в своих файлах — ничего сопоставить не удалось.
— Это работа молодого художника, — хрипло раздалось за спиной, — он недавно умер от рака.
Илья развернулся на звук. Мать сидела в оранжевом, экспрессивном кресле, уставившись пустыми, красными глазами на ту самую картину. По всей видимости, не спала всю ночь. На стеклянном столике нож для вскрытия конвертов и порошок. Нюхать кокс давно вошло у нее в привычку.
— На это даже не встанет, — заметил Илья, брезгливо указывая носком на телку. — Пустая трата бабла.
— Я купила её за копейки. Это искусство! Когда-нибудь его оценят, — голос матери звучал слабо, но назидательно. Она наклонилась вперед, всматриваясь в сына, и снова обессиленно откинулась в кресло.
— Бесполезная дичь. Суть искусства еще в 20 веке выразил Марсель Дюшан, когда писсуар — вещь функциональную, назвав «Фонтаном», показал на художественной выставке. Челики вроде тебя навыискивали там смыслы, тогда как смысл лишь в том, что его нет. Рили же, голодный чел предпочтет настоящее яблоко нарисованному.
— Искусство не математика, Илья! Его не нужно понимать. Искусство чувствуют, созерцают, осмысливают. Если у людей в душе и мозгах дерьмо, то, да, и писсуар для них искусство! Картины — это диалог с автором. Но тебе не понять, — махнула она рукой.
— Кек, — пожал плечами Илья, — мне это и не надо.
Он поглядел на часы «Omega» и, отметив, что опаздывает с приемом пищи, двинулся на кухню.
Мать вскочила с кресла. Запнувшись, налетела на раритетный стеклянный столик. Каким-то чудом ей удалось сохранить равновесие, а вот столик упал и разлетелся по паркету. Она пару мгновений смотрела на поблескивающие осколки. Прошипела ругательства и, прошагав босыми ступнями прямо по стеклу, преградила Илье путь.
— Скажи мне лучше вот что, щенок: как на твоем счете мифическим образом появилась такая космическая сумма?! — Илья моргнул, не ожидая такой резкой перемены настроения. — Откуда деньги?!