Ловушка под омелой
Шрифт:
А не схожу ли я с ума? Что происходит со мной и моей магией? Что так болезненно сжимает и одновременно приятно волнует моё сердце?
Не сказав Дрею больше ни единого слова, я прошла на свою половину и забралась под одеяло, надеясь уснуть как можно скорее и проснуться прежней.
Утро не принесло значительных изменений, я всё ещё ощущала себя, будто не собой. Тело не хотело слушаться. Тяжело поднялась и тихо проскользнула в ванную. Дрей ещё спал. Умываясь, смотрела в зеркало и не узнавала собственного лица. С той самой ночи, как омела соединила нас с Андреасом, минуло совсем немного дней, а казалось будто целая жизнь промчалась. Где-то на половине
— Придётся вновь привыкать, — пробормотала и зажмурилась, а потом прислонилась лбом к прохладному зеркалу.
Несмотря на утреннюю свежесть в ванной комнате, мне было жарко. Кожа пылала, сердце билось очень быстро, но никакого дискомфорта в связи с этим я не испытывала. Внутри поселилось такое чувство, что я вновь меняюсь, что что-то происходит с моим телом, с магией, даже с разумом.
Собралась я быстро, перед выходом не удержалась и зашла на половину Андреаса. Он мирно спал и на его лицо падали робкие лучи рассвета. Необычайно красиво. Как давно его черты стали такими близкими, как давно его присутствие стало жизненно необходимым?
— Я люблю тебя, — вырвалось у меня, когда осмелилась пальцем сдвинуть волосы с его лица.
Стоило произнести эти простые слова, как лицо вспыхнуло. И пусть Дрей не слышал, неловко стало всё равно. А ещё, как только я озвучила свои чувства, поняла, что это истина, что действительно очень люблю этого прекрасного человека, что у любви моей нет меры, что она не способна поместиться внутри меня, что она настолько огромна, насколько пугающе чудесна. В этот момент, когда смотрела на Андреаса, призналась себе, что мне в общем-то всё равно, откуда взялась эта любовь. Подарила ли мне её омела или она сама собой родилась в моём сердце. Это неважно. Имеет значение лишь то, что теперь, когда магия омелы оставила нас, это неземное чувство никуда не делось, а только росла с каждым днём. Любовь была сильна, но и страх тоже. Страх беспредельный, леденящий душу, причиняющий боль. Страх, что мои чувства безответны.
Я резко выпрямилась и покинула башню, заставляя себя отдалиться от Андреаса. Десять метров я будто почувствовала, грудь сдавило и даже стало труднее дышать, но я продолжила путь и с каждым шагом неприятные ощущения ослабевали. У двери миссис Патчис на мгновение застыла. Нет, я не боялась её разбудить, знала, что наставница встаёт ещё до рассвета, просто разговор предстоял непростой. Я не привыкла изливать душу, но сейчас чувствовала острую необходимость в этом. Чтобы не струсить и не передумать, я осторожно постучала и почти сразу получила ответ. Миссис Патчис была заметно удивлена, сначала тем, что я пришла так рано, а потом и тем, что пришла одна. Однако вопросов задавать она не стала, предложила кресло, мятный чай с печеньем и свою компанию.
Я с удовольствием вдохнула приятный аромат корицы, который почти всегда витал в личной комнате моей благодетельницы. В детстве я жила здесь, очень любила уютные комнаты и лёгкий полумрак. Когда переехала, стала заглядывать всё реже, а теперь поняла, как соскучилась.
Комнат у миссис Патчис было три: гостиная, её ещё можно было назвать кабинетом, и две спальни, одна из которых принадлежала мне. До моего появления в академии маленькая комната была чем-то вроде личной библиотеки миссис Патчис, но, когда я заняла её, книги пришлось перенести во владения мистера Бастири, который выделил для них несколько стеллажей и бережно оберегал все издания до единого.
— Снежок! — улыбнулась я, обнаружив в кресле свою старую игрушку. Это был маленький белоснежный котёнок. То есть белым он был когда-то давно, а сейчас стал грязно серым, с оторванным ухом и торчащими в разные стороны нитками, недоразумением. — Почему вы не избавитесь от него?
— Это была твоя любимая игрушка, — мягко сказал миссис Патчис. — Ты без него даже из комнаты не выходила.
Я посмотрела на женщину, воспитавшую меня, и на глаза навернулись слёзы. Миссис Патчис подарила мне столько лет заботы, ласки и любви и никогда не просила ничего взамен.
— Ты стала другой, — сказала она, присаживаясь в кресло.
На ней было старенькое домашнее платье, в котором миссис Патчис чувствовала себя уютно. Она много раз штопала его, и цвет давно потускнел, но заменить его на новое она бы в жизни не согласилась. И я любила её за это упрямство ещё больше. Сейчас, в эту минуту, я будто в детство вернулась. Туда, где всё было проще и понятней, где я знала, что обо мне позаботятся. С тех пор многое изменилось, миссис Патчис постарела, хоть и была всё ещё невероятно красивой, движения её стали медленнее, рассуждения мудрее, а глаза печальнее. Я бросила взгляд на Тьяго, который притих в своём кольце и только сейчас заметила, что он тоже постарел. Из груди вырвался грустный вздох. Они и есть моя семья, другой я не хочу, ближе мне уже никто не сможет стать.
— Почему вы решили, что я стала другой? — спросила я, когда миссис Патчис разливала чай.
— Ты выросла на моих глазах, Хлоя. Такой я тебя ещё никогда не видела, — сказала она, и заметив в моих глазах вопрос, уточнила: — ты будто потерялась, заблудилась во тьме. Но не пугайся, так бывает. Ты повзрослела и очень быстро. А ещё, похоже, влюбилась.
— Как вы узнали? — удивилась я.
— Если мы никогда не обсуждали подобные темы, Хлоя, это ещё не значит, что я не замечала твоего увлечения Джерсом Стивенсом.
Я потупилась, не зная, как сказать, что сердце моё не ради Джерса бьётся. Но миссис Патчис смогла снова меня удивить:
— И я очень рада, что это увлечение прошло. Мистер Стивенс блестящий студент, но его сердце не такое горячее и доброе, как твоё. Ваши жизненные пути разные.
— Почему вы никогда не говорили мне об этом? — спросила я, принимая чашку чая из её рук.
— А это изменило бы что-то? Ты прислушалась бы ко мне и тут же выбросила его из головы? — приподняла брови моя наставница. — Я предпочла позволить тебе самой разобраться, ибо любое вмешательство в личную жизнь чревато неприятными последствиями. К сожалению, любовный опыт человек должен приобрести сам. Теперь мне кажется, что ты переросла Джерса Стивенса и необходимость говорить о нём отпала сама собой.
Я грустно улыбнулась, поражаясь наблюдательности и мудрости миссис Патчис. Мне вдруг захотелось сесть у её ног и склонить голову ей на колени, чтобы она погладила мои волосы и сказала, что всё будет хорошо. Но этот порыв я сдержала.
— Но вы сказали, что я влюбилась, — осторожно продолжила я, всё ещё не совсем понимая, как посоветоваться с ней.
— Да, теперь ты влюбилась по-настоящему. Твоё сердце пылает и мечется от тревоги. Ты взволнована, напугана и при этом по-особенному счастлива. Я вижу, как ты смотришь на капитана Аведу, и как он смотрит на тебя. Что бы вы там не говорили, любовь поразила вас обоих. И это чувство крепкое, сильное, но и очень опасное, как мне кажется.