Ловушка под омелой
Шрифт:
— Ну-ну, тише, моя девочка, — сказала она. — Подожди меня здесь. Но я ничего не обещаю. Если фолиант недостаточно хорошо укрыт, то я займусь поисками сама.
Я вновь поблагодарила миссис Патчис и вернулась в комнату. Моя наставница переоделась, привела волосы в порядок и отправилась к мистеру Бастири.
Ожидание казалось мне бесконечным. Я бродила туда-сюда по комнате, а когда надоело, подошла к окну. Из него была хорошо видна главная площадь. Ёлку ещё не разобрали и глядя на неё, я не смогла остановить нахлынувшие воспоминания о той ночи, когда моя жизнь полностью изменилась. Я прожила в академии
Если это моя магия, моё будущее, то омела выбрала мне любимого, но это вовсе не означает, что Дрей выберет меня. Омелия же влюбилась не в того. Возможно эта жестокая шутка судьбы была для неё испытанием. Чем-то вроде проверки. Но я не хочу, чтобы меня проверяли Дреем. Я хочу, чтобы он меня любил. Хочу, чтобы его сердце также взволнованно билось рядом со мной, как мое рядом с ним.
Словно в насмешку — на площади показалась фигура Андреаса, который неспешно прогуливался с магистром Фергюсоном и о чём-то беседовал с ним. Я невольно затаила дыхание, глядя ему в спину. Вспомнила, как увидела Дрея впервые. Не скажу, что он понравился мне, но я ощутила желание нарисовать его лицо, а подобное бывало со мной нечасто.
Приложила ладони к стеклу, а потом прижалась к нему лбом, продолжая наблюдать за Андреасом. Словно почувствовав мой взгляд, Дрей обернулся и посмотрел точно туда, где я стояла. Глупо, наверное, но я тут же отпрянула, а затем отдалилась от окна.
Прежде чем успела справиться с волнением, в воздухе появился снежок. Оказавшись напротив моих глаз, он рассыпался на тысячи снежинок и образовал сообщение, посланное миссис Патчис: «Жду в библиотеке». Обрадовавшись, что смогу занять себя чем-то полезным и попробую приблизиться к тайне своего рождения, я тут же бросилась прочь из комнат наставницы.
Впервые библиотека показалась мне чужой, словно холодной, из неё будто исчезла душа. Было такое чувство, что в неё довольно давно никто не заглядывал, хотя я точно знала, что мистер Бастири, напротив, довольно давно из неё не выходил. Я сразу направилась к артефакториуму, двери которого были закрыты на время каникул. «Каникулы» — это слово тоже стало чужим, словно меня совсем не касалось.
У артефакториума задержалась, ощущая нечто странное в груди, возможно, смешение страха и желания узнать, кем были мои родители. Я выдохнула и произнесла заклинание, чтобы открыть двери. Попасть в архив можно было только через нашу сокровищницу артефактов.
Миссис Патчис и мистер Бастири уже ждали меня там. Смотреть на библиотекаря без боли я не могла. Выглядел он совсем плохо: кожа стала прозрачной, словно ветхая бумага, под которой, будто тёмные реки, разбегались вены. Мистер Бастири исхудал так, что ставшая большой одежда висела на нём, как на вешалке. И двигался он очень медленно, словно каждый жест давался с трудом.
Я не смогла скрыть своей горечи, но миссис Патчис наградила меня суровым взглядом, и я не стала высказываться по этому поводу.
— Итак, мы ищем всё, что было связано с семьёй владыки Огненных островов двадцать лет назад, — хмуро сказала миссис Патчис и расставила руки в стороны.
— И не забываем… — медленно проговорил мистер Бастири, — что в то время он им не был.
— Конечно, Дрогг, — кивнула она библиотекарю.
Я с огромным уважением и восхищением наблюдала за каждым движением моей наставницы. Она колдовала уверенно, точно зная, что и для чего делает. Её голос звучал негромко, он завораживал и будто звал за собой в мир чудес и магии. Внутри вновь поселилась радость, которая неизменно посещала меня с самого детства.
Её стараниями длинные, кажущиеся бесконечными, коридоры архива поочерёдно осветились.
— Ты помнишь, как звали его сестру? — спросила миссис Патчис у меня.
Имя тут же всплыло в памяти и принесло с собой глубокую печаль. Я неизбежно подумала о том, что сестра владыки могла быть моей матерью. Или всё-таки не могла? Думая о ней, я не представляла, чего хочу на самом деле.
— Ивия, — прохрипела я осипшим голосом, а потом прокашлялась и повторила имя, застрявшее в горле.
Стоило мне его произнести, как всё вокруг пришло в движение: шкафы встряхнулись, будто вздохнули и расправили плечи после долгого сна, тысячи свитков зашелестели. Казалось их все разом перебирают невидимые руки, разворачивают, а потом снова сворачивают. Удивительное зрелище. Мы все терпеливо ждали пока нужные выплывут из всего этого многообразия и предстанут перед нашими глазами.
Не сдержав своего беспокойства, я всё-таки подошла к мистеру Бастири и тихонечко поинтересовалась его самочувствием. Старик ответил, что чувствует себя гораздо лучше, что уже активно идёт на поправку. Я закусила губу, чтобы сдержать вопрос о том, как же он выглядел в тот момент, когда было хуже.
— Присядьте, — попросила я мистера Бастири. — Вы же знаете, что ожидание может затянуться.
— Знаю, мисс Блэр, — тихо сказал он и подчинился моей просьбе, присаживаясь в большое кресло у стены.
Вообще надо сказать, что обставлен архив был довольно скудно: два стола, за ними два стула. Они нужны были как раз для того, чтобы читать необходимые документы. Выносить что-либо из архива строжайше запрещено. А ещё имелось два кресла, стоявшие у противоположных стен. Их использовали преподаватели, сопровождающие студентов, которые с помощью архивных данных готовили какие-либо экзаменационные работы.
— Мистер Бастири, — обратилась я к библиотекарю, присаживаясь у его ног на корточки, — вы хорошо спрятали книгу?
Старик довольно долго и пристально всматривался в моё лицо. В его глазах появилась жалость.
— Я понимаю, как вам тяжело, дитя, — прошептал он, касаясь пальцами моей щеки. — Не волнуйтесь книга в надёжном месте. Но осторожность всё равно никто не отменял.
— Понимаю, — кивнула я, немного успокоившись.
— Хлоя, — окликнула меня миссис Патчис, — принимайся за чтение.
Я обернулась и, заметив пару скрученных листков на одном из столов, встала. Миссис Патчис продолжила «копаться» в свитках, а я открыла первый. Судя по всему, заклинание искало все упоминания об Ивии, сестре владыки. В первом документе говорилось о её рождении, во втором — о смерти. Это всего лишь необходимые записи, никаких подробностей. И всё равно стало как-то не по себе. На двух страничках жизнь и сразу смерть.