Ложь моего монстра
Шрифт:
Это касается и её в том числе.
Я это и имел в виду раньше, если она и дальше не будет выбирать меня, я буду самым жестоким монстром в её жизни. Я полностью уничтожу её, пока один из нас не умрёт.
И это опасно. Не только для неё, но и для меня тоже.
Потому что она начинает выглядеть грёбаной слабостью. Она из тех, кого можно использовать против меня, чтобы поставить меня на колени.
А я не приемлю у себя слабостей.
Я всегда был из тех, кто играет, но никогда не позволял играть с собой. Я никогда не подходил слишком близко,
А Саша – враг. Может быть, я и не отношусь к ней так, как отношусь к своим традиционным врагам, то есть обычно убиваю их или сначала манипулирую ими, а потом убиваю, но она не из тех, кому я бы доверял. У неё есть связи с организацией Бельского, хотя я понятия не имею, почему они хотят моей смерти, я знаю, что они охотятся за мной.
И пока я не смогу полностью склонить её на свою сторону, что включает в себя, что она ничего не должна от меня скрывать, ей придётся оставаться в серой зоне.
Теперь, если бы мой член понял, что трахать её безрассудно, это было бы замечательно.
Не помогает и то, что её обнажённое тело лежит передо мной, соблазняя меня взять её и напомнить ей, кому она принадлежит.
Угомонись, мальчик. У нас будет своё время.
Я приподнимаю её достаточно, чтобы убрать влажное покрывало, вместе с секс-игрушками, ножом и моим ремнём, из-под неё, а затем кладу её на чистую сухую простыню.
Она очаровательно скулит, что никак не улучшает состояние моего изголодавшегося члена, затем со вздохом поворачивается на бок.
Мой самоконтроль был проверен сегодня больше раз, чем за всю мою грёбаную жизнь. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы пойти в ванную и положить несколько полотенец в миску с горячей водой. Когда я возвращаюсь, она снова лежит на спине, каждый дюйм её обнажённой кожи открыт для меня.
Я смотрю вниз на свой член, который становится чертовски раздражающим.
— Серьёзно, сейчас? С каких это пор мы увлекаемся сомнофилией?
Единственный ответ, который я получаю, это жёсткая злая эрекция.
Я думаю о младенцах, лицах людей, убитых выстрелом в лоб из дробовика, потом о Юлии.
Последнее как раз помогает.
Я сажусь на край кровати и начинаю с того, что вытираю лицо Саши, затем её шею, более чем нужно задерживаясь на следах от моих пальцев. Затем я счищаю кровь с её груди и живота. После этого я особенно забочусь о том, чтобы протереть её неудовлетворённую киску. Она стонет, когда я вытираю её складки, и это грозит разбудить мой член после того, как я, наконец, усыпил его, поэтому я перехожу к её рукам. Ранее во время борьбы она повредила несколько ногтей. Я ласкаю их, а затем перехожу к красным полосам, оставленных ремнём.
После того, как я заканчиваю, я делаю это снова, касаясь каждого уголка, каждой впадины
Такое мягкое тело не было создано для службы в армии или в качестве телохранителя, но опять же, похоже, ей это нравится.
Не столько военная служба, поскольку она, казалось, всегда была там на как на задании. Однако с тех пор, как мы приехали в Нью-Йорк, она стала более беззаботной, и я ловлю её улыбку всякий раз, когда она заканчивает свой идеальный табель, одна из немногих, кому это удаётся.
Она вздрагивает, и я понимаю, что, возможно, занимаюсь этим слишком долго.
Я достаю свежее одеяло и укрываю её им.
Проходит несколько секунд, пока я смотрю, как она спит.
Знаете, что? К чёрту все это.
Я снимаю рубашку и брюки и ложусь на бок, чтобы лучше рассмотреть её. Я даже не сплю, так что тот факт, что я разделся для этого, странен сам по себе. И я даже кладу голову на подушку.
Вид, чертовски стоит того.
Я кладу руку на её грудь и начинаю дразнить её сосок потому, что я не могу себя контролировать. Но потом я чувствую её ровное сердцебиение, и мне вспоминается далёкий эпизод.
Это было в тот раз в машине, когда она пела мне и я почувствовал биение её сердца. Моя ладонь ложится на её грудь, и я начинаю прислушиваться. И мне даже хочется закрыть глаза.
Но прежде чем я это делаю, Саша поворачивается на бок и прижимается своей грудью к моей. Её сердцебиение сталкивается с моим, когда она прижимается лицом к моей груди и закидывает свою ногу на мою.
Блядь.
Теперь я не сдвинусь с места, даже если очень нужно будет.
— Помоги мне, Кирилл!
— Не волнуйся, Кара. Я здесь, — говорю я прерывающимся голосом, в который я бы не поверил, если бы меня здесь самого не было.
Я свисаю на верёвке, которая с каждой секундой врезается мне запястья, и хуже всего то, что Карине приходится смотреть, как меня пытают ради забавы люди нашего грёбаного отца.
— Кирилл! — Она навязчиво кричит, пока её голос не становится грубым и хриплым. Но мужчины, которые удерживают её, не дают ей сдвинуться с места.
— Со мной все будет в порядке, — прохрипел я и попытался улыбнуться, но это вызвало боль в моих распухших губах и глазах, и я закашлялся.
Человек, которому было поручено избить меня, бьёт меня по лицу, а затем в живот. Я сплёвываю кровь, когда моё зрение становится размытым.
О, черт. Мне кажется, я сейчас потеряю сознание.
Последнее, что я вижу, это потрясённое выражение Карины, на её мягком лицо отражается шок, прежде чем она кричит:
— Кирииилл!
Я вздрагиваю от мягкого прикосновения двух рук к моей щеке.