Ложь во спасение
Шрифт:
«Я прыгну, – подумал он, – и ты больше не сможешь мучить меня. – Мне будет легко, а ты останешься здесь одна, наедине с пылающей ненавистью. И может быть, эта ненависть спалит тебя изнутри, и ты тоже умрешь следом за мной, превратившись в обуглившуюся головешку. Умрешь еще раз. Только этой твоей второй смерти я уже не увижу».
– Ну же, – прошелестели совсем рядом ее мертвыегубы. – Давай.
Схватившись рукой за оконную раму, он подтянулся и сел на подоконник. Повернул голову и увидел небо. Огромное и синее небо, а на самом краю его – крошечное и пушистое белое облако. С высоты десятого этажа оно казалось совсем близким, это облако. Только протяни руку – и дотронешься. Оно само прыгнет тебе на ладонь – легкое, нежное и прохладное.
– Ну же…
Он протянул ладонь, сложив пальцы лодочкой, и потянулся за облаком. И в этот момент уже ничего не помнил и ни о чем не думал – облако было близко, совсем близко, и уже ничто не могло ему помешать… Рука, сжимающая край подоконника, медленно соскальзывала, другая рука тянулась вверх, в небо.
И вдруг он услышал крик.
Крик, доносящийся совсем с другой стороны, откуда-то извне. Кто-то громко прокричал его имя:
– Женя! Женька-а-а!!
Этот крик на секунду отвлек его от мыслей про облако. Пришлось обернуться. Обернувшись, он увидел, как чья-то полупрозрачная тень тревожно всколыхнулась рядом, заметалась по кухне и ринулась в коридор – только мелькнули белые волосы и зеленый свитер. А потом чьи-то руки крепко схватили его за запястья и стали тянуть на себя.
– Женя… Женька… Женечка… – Руки обнимали его, судорожно гладили по плечам и по спине. Он ничего не видел – только белые волосы с платиновым отливом. Но это были ужедругие волосы. Это была уже другая девушка.
Живая.
– Ленка, – наконец выдохнул он, понемногу приходя всебя. – Ленка Лисичкина… Ты-то, скажи, как здесь оказалась?…
Облако за окном равнодушно проплывало мимо. Евгений о нем уже не помнил.
Три дня спустя Ленка ходила туда-сюда по паркету, то и дело поправляя очки. В руке у нее была телефонная трубка, на серьезном лице – озабоченная морщинка, на теле – смешная фланелевая пижама в наивных лютиках.
Она была совершенно неподражаемой, его Ленка.
Самой неподражаемой, самой необыкновенной женщиной на свете. Женщиной, которая любила его уже почти двадцать пять лет и которая собиралась любить его всю оставшуюся жизнь.
Его, ничем не заслужившего такого счастья.
Евгений лежал на кровати, завернутый в простыню, и наблюдал за ней, все время боясь проснуться. Ему до сих пор казалось – он спит и видит Ленку во сне. В тот самый страшный день он все-таки дотянулся до облака, поймал его, улегся на нем, как на перине, заснул и до сих пор не может проснуться.
Слишком трудно было поверить, что все уже позади.
– Спасибо, – душевно поблагодарила Ленка своего невидимого собеседника. – Спасибо огромное, Альберт Сергеевич, вы даже не представляете, как вы мне… как вы нампомогли!
Закончив разговор, она положила телефонную трубку на тумбочку и молча застыла посреди комнаты, ожидая вопроса.
Он задал ей вопрос – но совсем не тот, который она ожидала.
– Лен, скажи честно, ты мне снишься? Я сплю, и ты мне снишься, да?
– Нет, – ответила она безапелляционно. – Я тебе не снюсь. Ты проснулся уже три часа назад вместе со мной. И до сих пор валяешься в кровати почему-то.
Она была строгой и невероятно красивой в этой своей пижаме с лютиками.
– Иди сюда, – предложил он. – Будем вместе валяться.
– И не подумаю, – ответила она и уселась в кресло. Вот ведь, подумал Евгений. Две ночи подряд они уже спят вместе и до сих пор не…
Ну ладно в первую ночь. Тогда было не до этого. Тогда они оба заснули прямо в одежде уже под утро. И оба были не способны… вообще ни на что.
Ну ладно вчера вечером. Она пришла, вся такая обольстительная, в этой своей пижаме, нырнула в кровать, свернулась клубочком у него под мышкой и заснула через минуту. Ему просто жалко было ее будить.
Но сегодня-то?! Сегодня, наверное, уже пора! Ведь они оба проснулись три часа назад и до сих пор не…
– Жень, ты почему меня ни о чем не спрашиваешь? – спросила она строго, отвлекая его от непристойных мыслей.
– Не знаю, – серьезно ответил он после паузы. – Наверное, просто не хочу… Не хочу ничего знать об этом. И слышать даже не хочу. Знаешь, мне кажется, я до сих пор ее… боюсь.
– Не надо ее больше бояться.
– Как скажешь. Так что ты узнала от этого своего… Сергея Альбертовича?
– Альберта Сергеевича, – поправила она. – Узнала то, что, собственно говоря, и ожидала узнать. Эх, Женька, видишь, как получается? Самое главное мы с тобой пропустили. Сыщики сопливые, Эркюли Пуаро.
– Самое главное – это что?
– Самое главное – это изнасилование. Помнишь ведь, ты сам говорил мне, что сын Виктора Герасимовича сидит в тюрьме за изнасилование?
Евгений усмехнулся было, услышав, как Ленка называет Слизня Виктором Герасимовичем, но потом подумал: правильно, о покойниках или ничего, или только хорошее.
– Ну, помню.
– Так вот, именно ее он тогда и изнасиловал. А Альберт Сергеевич сейчас рассказал мне подробности того дела. Он, этот парень, был не один. Просто следствию своего сообщника не выдал, потому что понимал – за групповое ему сидеть дольше придется. Упорно все отрицал. Говорил на суде, что девчонке все привиделось. Ну, а поскольку во время медицинского освидетельствования нашли следы только его спермы, приняли на веру его версию. Пострадавшая ведь без сознания была большую часть времени, пока он над ней издевался. Вот и решили, что тот, второй, ей привиделся. Но он был на самом деле, Жень, я не сомневаюсь! Она описывала его, и, судя по описанию, это именно он, папашка, и был. Пьяные они оба были в тот вечер, сильно поиздевались над девчонкой.
– Гады, – сквозь стиснутые зубы пробормотал Евгений. Странно – несмотря ни на что, в душе всколыхнулось глухое чувство жалости. – И что было дальше?
– А дальше, Женя, было самое интересное. Самое невероятное. Я ведь, оказывается, знала ее! Еще раньше, чем ты, с ней познакомилась. Видишь ли, как правило, в таких случаях, когда потерпевший находится в тяжелом состоянии стресса, ему назначают курс восстановительного и профилактического лечения у психиатра. Я тогда уже третий год в больнице работала. И именно я была ее лечащим врачом.