Ложь
Шрифт:
Я засиделась за завтраком, как всегда, смакуя яйца-пашот, гренки, бекон и джем. Здешний шеф-повар — большой мастер: яйца к завтраку неизменно тают во рту, а бекон как раз в меру хрустящий и сочный. Против обыкновения — во всяком случае, после сердечного приступа я так не делала, — я выпила целых три чашки кофе, наблюдая за субботней публикой, которая направлялась к своим столикам: семьи, супружеские пары, группы из трех-четырех друзей, одинокие женщины вроде меня (их много) и одинокие мужчины (считанные единицы).
Мы, одиночки — преимущественно вдовы, — занимаем
Наутро после смерти Колдера это прозвище казалось вполне уместным.
Я ждала, когда появятся Мег и Майкл. В будни Мег сама готовила завтрак, по субботам и воскресеньям они сорили деньгами. Лили, разумеется, изображала королеву и к завтраку не спускалась, ни в будни, ни в праздники. Но Риши запаздывали. Фактически они направились в столовую буквально перед самым закрытием, едва ли не за минуту до девяти. Я услышала скрип колес Майклова кресла. Они нуждались в смазке. Вероятно, влажный морской воздух не шел им на пользу.
Столик Ришей — с одним-единственным стулом — был в дальнем конце столовой, с видом на океан. Я думала, Мег хотя бы помашет рукой или улыбнется. Но она поставила кресло у стола, а сама тотчас уткнулась в «Нью-Йорк таймc» и начала методично перелистывать страницы.
Ищет сообщение о Колдере, подумала я. Она просмотрела всю первую часть, потом вторую и снова первую. Потом отложила газету и заговорила с Майклом. Подошла рыжеволосая официантка, налила им кофе. Мег поднесла чашку к губам Майкла, взглянула в окно. Но через столовую, на меня, не посмотрела ни разу. Очень странно.
61. Когда я вернулась к себе, моя дверь была приоткрыта. Ничего особенного — возможно, горничная еще в комнате. Вообще-то, увидев луч света, падающий сквозь щелку в коридор, я шла и думала, как замечательно будет посплетничать с горничной, прелестной девочкой с темно-рыжими волосами, по имени Франсин, или Франки. Мне ужасно хотелось разузнать, что горничные и служанки говорят о смерти Колдера Маддокса. К примеру, что значил Колдер Маддокс для их поколения? Чем были для них его транквилизаторы и анестетики — чудесами или самыми обыкновенными принадлежностями жизни XX века? Для моего поколения они, безусловно, были чудесами. Мы-то как-никак росли без пенициллина, сульфамидов и всяких там антибиотиков.
Но Франки в комнате не было. И, судя по всему, она сюда еще не заглядывала. Постель по-прежнему не застелена, графин для воды пуст, моя ночная рубашка висит на дверце шкафа…
Я похолодела, мурашки пробежали вверх по спине, волоски на руках встали дыбом.
Я не оставляла шкаф открытым. Точнопомню,
И я точно накинула крючок Это я хорошо помню.
Заглянула в шкаф.
В моем хозяйстве — коробках с обувью, с платьями, со свитерами — явно кто-то рылся. Не разбросал, не перевернул вверх дном, но определенно открывал, просматривал и оставил в беспорядке.
Вечерняя сумочка и коричневая кожаная — обе пустые — стояли открытые. Я знала, из них ничего не украли. Там ничего не было. Но, как и коробки, их открывали, осматривали и поставили в шкаф, только не на место.
Я повернулась и не без душевного трепета обвела взглядом комнату.
Как насчет ценных вещей? Фотоаппаратов, книг? (Жемчуг и мамины перстни я держу в гостиничном сейфе.)
Всё здесь.
Но камеры открывали.
Слава Богу, пленки я уже вынула.
И слава Богу, что, рассчитывая попозже утром съездить в торговый центр и отдать пленки в печать, я заранее положила все четыре кассеты в холщовую сумку и взяла ее с собой в столовую.
Но если искали мои пленки — кто же тогда обыскивал комнату?
Я не смогу ответить на этот вопрос, пока сама не увижу отснятые кадры. Только тогда, возможно, сумею определить, что же именно на моих снимках так отчаянно хотел увидеть кто-то еще. Или, наоборот, не хотел.
62. Выше я уже дала общее описание этих фотографий, но тогда мне пришлось до поры до времени удовлетвориться беглым взглядом, брошенным на снимки, когда я получала заказ в киоске «срочного фото» в торговом центре. Прежде чем я вернулась в «АС», чтобы спокойно рассмотреть фотографии, произошло несколько событий.
Одно из них случилось на обратном пути из торгового центра в гостиницу. Я дважды миновала кордон на Холме Саттера, то бишь увидела его собственными глазами и даже кивнула полицейским. Какие бы «учения» они там ни проводили, все это безусловно держали в строжайшем секрете. Насколько я могла судить, они просто припарковали машины возле импровизированного желтого шлагбаума с красными мигалками, а сами стояли рядом и курили.
С тех пор как со мной стали случаться сердечные приступы, я не люблю садиться за руль — вдруг очередной приступ застигнет меня в машине. Больше всего я боюсь ударить чужую машину. И водить авто мне не следует. Я знаю. Но все равно вожу. Правда, езжу со скоростью похоронного катафалка. В смысле, тридцать миль в час. А то и меньше.
На дороге от «Пайн-пойнта», неподалеку от съезда к «АС», есть одно место, где хорошо просматривается все шоссе, до самого Ларсоновского Мыса. Панорама открывается ненадолго, зато предельно четко. И вот в ту минуту, когда обзор был оптимальным, я заметила приближающийся автомобиль.