Ложь
Шрифт:
– Единственное, что тебя интересует, это успокоить и любым способом побыстрее избавиться от меня.
– Это не так, Вирхиния.
– Именно так, Джонни, и я отлично это понимаю. Я бы и сама ушла, но мне больно за тебя, Джонни… за тебя, а не за себя.
– За меня?..
– За тебя, Джонни, за тебя… ты ведь ничего не знаешь, а я никому ничего не могу рассказать.
– И что бы ты мне рассказала?
– Это бесполезно, Джонни, ты никогда мне не поверишь.
– Знаешь, что-то мне стало не по себе… как-то тревожно на душе.
–
– Кто старается меня одурачить?
– Она.
– О, господи, о ком ты говоришь?
– Для тебя существует лишь одна женщина, Вероника, если быть точнее. Ей одной ты вручил свою жизнь и душу.
При этих словах Джонни побледнел, но еще хуже было потрясенному до глубины души Деметрио Сан Тельмо. Судорожно сунув руку в карман, Деметрио извлек на свет маленький шелковый квадратик, окаймленный тончайшим кружевом. Тот самый женский платочек с ясно указывающей ему путь крупной изящной буквой “В”, который он откопал среди вещей брата.
Джонни вскочил со скамейки, порываясь уйти от Вирхинии и больше не слушать ее, но тоненькое, острое жало ревности уже проникло в его душу, отравило ее, и он, против воли, остался.
– Вот уже несколько дней ты пытаешься рассказать мне что-то о Веронике, но не сказала и половины. Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то лучше ничего не говори!
– Господи, Джонни, ты не знаешь, что бы я отдала, лишь бы заставить себя молчать, но совесть не дает мне покоя!.. Ох, Джонни, Джонни, ты прав, лучше бы я ничего тебе не говорила! Не мне рассказывать тебе об этом.
– Подожди, Вирхиния, постой, постой…
– Нет, Джонни, нет…
– Не нет, а да! Говори... Ну, говори же.
– Если я скажу, ты никогда не простишь меня, возненавидишь, как будто это я виновна в том, что сделала она.
– Что сделала она?
– Мне лучше замолчать.
– Нет уж, договаривай, раз начала, назад пути нет. Не намекай, а честно расскажи обо всем. Так будет лучше.
– Не буду!..
– Будешь, потому что я приказываю тебе.
– Ох, Джонни! Не сжимай меня так, мне больно.
– Прости, я не хотел, но мне нужно, чтобы ты сказала, что тебе известно о Веронике?.. Неужели она – невеста Деметрио де Сан Тельмо?..
– Если бы только невеста…
– Если бы только невеста?.. Договаривай. Невеста, и что еще?
– Нет, Джонни… С Деметрио – ничего, совсем ничего, насколько мне известно. Только то, что ты видел, и больше ничего. Ах, Джонни, милый!.. Ты мне, как брат. Я и раньше говорила, что ты мне как брат… Я не могу молчать, и говорить тоже не могу… Ты станешь у нее допытываться, затеешь скандал… Об этом узнают дядя с тетей… какой ужас!..
– Будь любезна говорить яснее! – Джонни побледнел, на его висках выступил холодный пот, а руки заледенели. Он выпрямился и глубоко задышал, стараясь держать себя в руках. – Что с Вероникой?
– Если я скажу, ты подумаешь, что
– Ничего я не подумаю. Говори.
– Ох, Джонни, Джонни, чтобы я все рассказала, ты должен дать мне честное слово… Да-да, поклясться жизнью своих родителей, что ни Вероника, ни они никогда не узнают, что это я сказала тебе правду…
– Какую правду?..
– Правду о Веронике…
– И что это за правда?.. Я жду. Надеюсь, ты уверена в ее виновности, и у тебя есть наглядные доказательства. Подумай, прежде чем обвинять ее.
– Я не обвиняю ее, Джонни…
– Тогда что же?..
– Ничего… ничего… Лучше бы я ничего не говорила…
– Теперь тебе придется говорить, даже если ты не хочешь. Я должен узнать всю правду. В чем ты собиралась обвинить Веронику?
– Я ее не обвиняю, и у меня есть доказательства…
– Доказательства чего?
– Того, что порядочный мужчина не должен на ней жениться.
– Что?.. О чем ты?..
– Джонни, ты сломаешь мне руки!.. Отпусти меня!..
– Хорошо, я отпущу, но в последний раз прошу – говори!
– Я не скажу ни слова, пока ты не поклянешься мне, что Вероника никогда об этом не узнает, и что ты ничего не скажешь тете Саре, не заставишь ее страдать… Поклянись мне в этом, Джонни… Поклянись!
– Хорошо!.. Клянусь. Но и ты поклянись мне, что скажешь только правду, и не будешь лгать. Поклянись, что докажешь свои слова… и не будешь больше плакать!
Вирхиния вытерла слезы, ее глаза снова вспыхнули дьявольским огнем. В тревоге и отчаянии она изо всех сил вцепилась в руку Джонни.
– Идем вглубь сада, где никто не сможет нас подслушать, – сказала она. – Вероника может прийти сюда с минуты на минуту. Здесь нас могут увидеть и услышать, а то, что я собираюсь сказать, должен слышать только ты. Я могу доверить эту тайну лишь тебе одному, чтобы спасти тебя от плохой женщины, потому что я люблю тебя, Джонни… Люблю!..
В карих глазах Джонни мелькнул испуг. Он тревожно огляделся по сторонам, а затем яростно сжал локоть Вирхинии и быстро потащил ее прямо через цветочные клумбы в глубину сада, где, как он думал, никто не сможет их увидеть и услышать. Деметрио де Сан Тельмо, дрожа от возбуждения и тревоги, бесшумно двинулся за ними. Он в сотню был бледнее и подавленнее Джонни, предвидя, что последует за этим, и всей душой терзаясь от неминуемого разоблачения…
– Рассказывай!
– Джонни, если бы ты знал, чего мне это ст'oит, на какую жертву я иду ради тебя.
– Вирхиния, договаривай, что хотела сказать.
– Я вижу, что тебе безразличны моя боль, мои страдания и слезы… тебе не важна даже моя любовь.
– Вирхи-и-и-ния!..
– Теперь я знаю, что для тебя весь свет на ней клином сошелся. Тебя ничто не волнует, кроме нее. Ты ничего не видишь и не слышишь, Джонни… Ты ослеп, сошел с ума… Сейчас ты начнешь выспрашивать ее, и можешь устроить такой скандал, что тетя с дядей все узнают.