Лубянская преступная группировка
Шрифт:
Будь живы Собчак и Старовойтова, мог бы Путин вытворять то, что он сейчас делает? Мог бы он Гусинского выгнать из России и разогнать НТВ? Мог бы строить вертикаль власти на развалинах конституционного строя? Нет! Потому что ни Собчак, ни Старовойтова по таким принципиальным вопросам на компромисс бы не пошли.
— Старовойтову убили уже после скандала с Березовским и Ликвидации УРПО. Значит, есть ещё отделы специальных задач?
— Я в других УРПО не служил. Но могу сказать — они были, есть и будут, пока Система жива. Холодов, например, был убит профессионалами ещё задолго до создания УРПО.
Пейзаж
— Скажи, как получилось, что тебе удалось собрать людей вместе в этой нелёгкой ситуации и повести их на пресс-конференцию? Это же был отчаянный шаг. Все знали, чем это может закончиться.
— Да, это было как взрыв, бунт на корабле. — И осознанный каждым участником пресс-конференции?
— Да, каждый шёл сам. Никто никаких денег не получал (как потом клеветали). Это был бунт. Как говорится — «не могу молчать!»
Почему ребята за мной пошли на пресс-конференцию? Потому что в. каждом из них заложено добро. Каждый в общем-то шёл работать в органы не из-за денег. Это сейчас приходят в милицию, ФСБ и говорят: «Где здесь лучше бабки лупить?» А раньше люди шли защищать своё государство и служить!
Даже Шебалин, который, я думаю, был у нас провокатором, тоже когда-то был нормальным парнем. В каждом человеке заложено хорошее, и даже если он становится преступником, то не получает от этого удовольствия. Да, крышуют, рэкетируют, открывают совместные предприятия с друзьями, где используют служебное положение. Есть рвачи, фактически воры в погонах, даже грабители и разбойники… А есть ленивые и трусливые: приказали — сделал, кинули его долю — взял… Но почти все в глубине жалеют, что приходится так жить, потому что иначе нельзя в этой системе. Но в тот момент каждый из нас почувствовал себя человеком.
И я знаю, что многие наши ребята, кто смотрел это по ТВ, были с нами. Никто из нашего отдела не осудил наш поступок. Некоторые не пошли с нами, потому что, сказали — не место сотрудника госбезопасности в телевизоре. Они, конечно, были правы.
— А сколько человек не пошло?
— Пять или шесть. Конечно, не место сотрудника спецслужб в телевизоре, но то, что случилось у нас, я считаю необходимой обороной. Без этого нельзя было.
И ещё одно: мы ведь, когда отказались приказ выполнять, не знали, что дойдёт до пресс-конференции. Думали — руководство разберётся. А дальше — всё само покатилось снежным комом. Бунт — он как преступление, сделаешь первый шаг — назад пути нет.
— Ты за эту пресс-конференцию попал в тюрьму. Скажи, а что стало с другими ребятами, с Латышёнком? Он самый молодой из вас.
— Латышёнок сейчас работает в частном охранном предприятии. А тогда он остался без работы. Ему нравится быть телохранителем. Он прошел курс телохранителей в Израиле, получил международный сертификат.
Андрей Понькин остановился на полпути. Когда я ушёл в Англию, сказал мне по телефону: «Я бы тебе не дал уйти, если бы знал… Даже уговаривал меня вернуться, но делал это, конечно, по заданию. Потому что ни один нормальный человек, который ко мне относится хорошо, не сказал — «возвращайся». Наоборот, все говорили — правильно сделал. Мне сказали, что Андрей на какую-то коммерческую фирму устроился, живёт богато, всё у него хорошо.
Миша Трепашкин из налоговой полиции уже изгнан. Сейчас он адвокат. Геру Щеглова тоже отовсюду выгнали.
Шебалин
— Витя, — говорю, — меня вызывали в Главное управление по борьбе с организованной преступностью и спрашивали о тебе. — Разговор наш проходил в Сандуновских банях. Мы стояли под душем, и записи он не боялся. — Там араба какого-то убили, а тебя записали на плёнку. Ты не боишься?
И Шебалин раскололся: «Это, — сказал, — было оперативное мероприятие. Мы можем это доказать».
— А где сейчас Гусак?
Сейчас он работает в какой-то строительной компании. У него есть свой ресторан, недалеко от Лубянки. Помог ему Малышев, лидер тамбовской преступной группировки. Малышев являлся то ли агентом, то ли доверенным лицом Гусака. Они познакомились, когда делили Калининградский водочный завод. А у Малышева были хорошие связи с Патрушевым, еще с карельских времён.
Этот Малышев позвонил Патрушеву, попросил за Гусака, чтобы того не посадили. Мне прямо сказали: Гусака никто не посадит, потому что за него сам Малышев просил у Патрушева. Вот Гусак три года условно и получил. Это при двенадцати эпизодах и одном трупе.
— Но в Бутырке он всё же сидел?
— Ну, месяц посидел в Бутырке. Они же не знали, чем всё кончится, и держали Гусака на крючке на всякий случай, на роль крайнего, если бы признаваться пришлось. А то получается, что подчинённый в тюрьме, а все начальники на свободе. И даже продвигаются по службе. Надо было кого-то посадить, хоть на месяц.
— Что стало с Хохольковым и Камышниковым?
— Хохольков по-прежнему генерал ФСБ на руководящей должности, имеет дорогой ресторан на Кутузовском, особняк ценой в миллион долларов в Немчиновке.
Камышников — служит заместителем начальника Управления ФСБ по защите конституционного строя, которое занимается политическим сыском.
— Опер Литвиненко исчез. А что стало с агентурой?
— Это моя боль. Я привлёк людей для негласной помощи органам государственной безопасности от имени Российского государства. Люди давали подписку, что они обязуются помогать не мне, а России. Страшно, но все они были расшифрованы, им вроде как мстили за связь со мной.
Один агент был расшифрован перед уголовной средой, и это сделали сотрудники Управления собственной безопасности. Его звали Александр, это был отличный агент, имевший обширные связи в преступной среде. Он хорошо знал взрывное дело, оружие, и к нему часто обращались преступники с просьбой изготовить взрывное устройство, что-то починить. Он обладал исключительными способностями, мог разговорить человека — грамотно выполнял работу. Александр помог обезвредить несколько настоящих банд грабителей и наёмных убийц.