Лубянская преступная группировка
Шрифт:
Но главная сложность была в том, как въехать в другую страну. Поговорил я с людьми, которые знали, как предоставляют убежище. Мне сказали, что для этого надо стать хоть одной ногой на землю страны, в которой будешь просить убежища. Но у меня не было загранпаспорта, его украли при обыске. И виза. Я не мог зайти ни в одно посольство в России, потому что они все под наблюдением. Как туда пробраться?
Я разработал следующий план: уйти в одну из стран СНГ и оттуда перебраться в Турцию. Договорился с друзьями, что сделают мне паспорт одной
— Тебя не смущает, что «одна из стран СНГ» довольно легко вычисляема?
— Я её не называю, а кто хочет — пусть вычисляет. В тот день, а это была суббота, на Лубянке выходной, я должен был перевозить родителей с дачи, и все это знали. Я об этом говорил по телефону, а также людям, которые меня контролировали. Поехал с женой на вокзал, сел в поезд. Жена на моей машине отправилась на дачу. После того как пересеку границу России, она должна купить путёвку в любую другую страну. Это не вызвало бы подозрений. До этого жена была с ребёнком во Франции.
Я наблюдал за реакцией — возьмут меня под контроль или нет, выпустят жену или нет. Всё прошло нормально.
— Погоди, а разве ты не находился под подпиской?
— Нарушение подписки не является преступлением. Нет такой статьи. Если подследственный нарушает подписку, максимум, что может произойти, — ему изменят меру пресечения. Смешно, но уже в Англии я получил уведомление, что меру пресечения мне действительно изменили — постановили заключить под стражу.
— Ты злорадствуешь?
— Вовсе нет. Просто меня всегда потрясала их казуистика, любовь к соблюдению формы при полном беспределе по сути.
— Кстати, ты не хотел своим уходом щёлкнуть по носу, по самолюбию ФСБ? Можно забить гол в ворота ногой, это не обидно. А можно мяч затолкать в ворота задницей. Тогда этот гол является позорным. Твой побег стал пощёчиной спецслужбам.
— Нет. Меня совершенно не волновало самолюбие ФСБ. Меня волновала судьба моей семьи. Как говорится, хоть чучелом, хоть тушкой — но покинуть загон. У меня были конкретные задачи: уйти, увезти семью и вывезти документы, которые подтверждали бы мою невиновность, дня получения убежища, то есть материалы моего уголовного дела.
На границе
— Вернёмся к побегу? Ты на границе…
— Да, на границе, вернее на берегу моря. Утром пришёл в кассу спросить насчёт билета на теплоход — в «одну из стран СНГ». Я был уверен, что нахожусь в компьютерном списке. А мне говорят, что список пассажиров сдаётся на пограничный контроль за три часа до отхода судна. Я спросил у кассира: «Как мне быть, я жду товарища, а он приедет за час или два до отплытия?» Тот сказал, что можно подойти к команде и договориться.
Я ждал до последней минуты. Встал в очередь, прошёл таможню, потом паспортный контроль, пограничный… Дал пограничнику паспорт, а он говорит: «Вы знаете, вас в списках нет. А билет где ваш?» Я объяснил, что мне сказали — можно на судне купить. Пограничник: «Подождите, стойте здесь. Сейчас
Я стою, и ко мне подходит помощник капитана, они, как видно, работают по схеме. «Ты хочешь поехать?» Я: «Да». — «А чего же ты билет не купил?» — «Да вот опоздал. Мне сказали, что меня в списках нет. Велели к вам подойти». Он тогда озабоченно: «Надо же в списки вписаться». Короче, взял сверху половину цены билета. А потом говорит: «Возьми десятидолларовую купюру и положи в паспорт». Я говорю: «Понял», подошёл к пограничнику, тот взял мой паспорт, посмотрел, вернул. Купюры уже не было.
Самый волнующий момент был, когда я шёл по пирсу. Первый раз в жизни видел такой длинный пирс. Я шёл, шёл, а он всё не кончался. И вдруг смотрю, сзади офицер идёт за мной. Я поднимался на борт в ожидании окрика. А он прошёл мимо. Мне сразу понравился этот офицер.
— Последним, кого ты видел на родине, был человек в форме?
— Да.
— А в какой одежде ты пересёк границу?
— В костюме, в котором женился.
— Ты так задумал?
— Да. Потому что второй брак у меня очень удачный. Мы с женой счастливы, и этот костюм принёс мне удачу.
— Ты совершенно серьёзно?
— Да. На сто процентов.
— И в тех же башмаках?
— Нет, башмаки другие, а пиджак и брюки те же.
— Какого цвета был костюм?
— Пиджак светлый, а брюки — тёмные. Больше я его не надевал ни разу.
— Собираешься надеть, когда будешь возвращаться на родину?
— Если не станет мал.
Поднялся на борт, и через несколько минут мы отошли от берега. Я стоял на корме, смотрел, как он удаляется. Или как я удаляюсь? У меня было чувство тоски и радости. Откуда радость — понимал. А откуда тоска — в тот момент ещё нет. Тоска просто спрыгнула с берега и вскочила за мной на судно.
Конечно, решиться на такой шаг было крайне сложно. Похоже на самоубийство, вернее, на шаг в загробную жизнь: что там, неизвестно, и назад пути нет. Но я это сделал ради своего ребёнка. Мне хочется воспитать сына самому, а не из тюрьмы — письмами.
— Но ты же понимаешь, что всё равно с ребёнком тебя разлучили? Ты всегда останешься — «там», он теперь всегда будет — «здесь»…
— Да, он становится англичанином. Это я понимаю…
Как только я пересёк границу, друзья мне изготовили документы, по которым позже я выехал в Турцию.
— То есть, выезжая из России, ты никаких законов российских не нарушил?
— Нет, совершенно никаких. Я выехал из России по своему паспорту, не нарушая закона РФ. Таможенник поставил штамп. Всё — по закону.
— И только в сопредельном государстве пошёл на нарушение закона, изготовил себе фальшивый паспорт?
— Да, но это была необходимость. Я не мог по российскому паспорту ехать дальше.
Позвонил Марине. Её мобильный телефон работал только на приём. Причём я её предупредил, чтобы не говорила в квартире — там стояла техника.